С призывом к правительству Франции прекратить войну и предоставить Алжиру независимость обратилась конференция независимых стран Африки, собравшаяся 20 апреля в Акре и конференция по объединению Арабского Магриба, созванная в конце апреля 1958 г. в Танжере.

А в это время Четвертая республика доживала свои последние дни. Правительственный кризис, разразившийся с уходом кабинета Гайяра, на глазах перерастал в глубокий и необратимый кризис всей изжившей себя буржуазно-парламентской системы Четвертой республики.

Военно-колониалистский путч, вспыхнувший 13 мая 1958 г. в Алжире, в течение двух педель покончил с дышавшей на ладан Четвертой республикой{195}.

Гибель Четвертой республики объяснялась множеством причин и факторов. Важнейшим из них, ускорившим преждевременную кончину Четвертой республики, несомненно, явились затяжные и неудачные колониальные войны в Индокитае и Алжире. Эти войны крайне пагубно отражались на экономике, внутриполитическом и международном положении Франции, всем моральном духе французского буржуазного общества. В целом же крушение Четвертой республики было показателем слабости французской буржуазии и отражало глубокие внутренние изменения в характере французского империализма. Старый государственный механизм оказался недееспособным перед новыми проблемами, вставшими перед Францией в 50-е годы.

1 июня 1958 г. после 12-летнего перерыва правительство вновь сформировал «пожилой господин из Коломбэ»— генерал Шарль де Голль, кандидатура которого была одобрена, хотя и не без колебаний, организаторами государственного переворота 13 мая.

Начинается новая глава в истории Франции, получившей пятую по счету буржуазно-демократическую конституцию, давшую соответствующее название и новой республике. Новый этап начинается и в развитии алжирской проблемы, которой суждено было найти свое единственно возможное решение спустя четыре года.

Выше уже говорилось о том, каких взглядов придерживался генерал де Голль в области колониальной политики Франции после своего возвращения к власти. Общий подход де Голля к вопросам взаимоотношений с французскими владениями распространялся им в целом и на алжирскую проблему. «Не было иного выхода, — пишет он в мемуарах, — кроме предоставления Алжиру права на самоопределение»{196}. Тем не менее слово «самоопределение» он впервые произнес только в сентябре 1959 г. Причина этого, как мы уже говорили, кроется в том особом для Франции значении, которое имела алжирская проблема. «В нашей национальной жизни, — отмечает де Голль, — Алжир значил для нас несравнимо больше, чем все другие наши владения»{197}. В своей алжирской политике основатель Пятой республики вынужден был, особенно первое время, учитывать три важных фактора: воинственную позицию армии, шовинистические настроения миллиона алжирских французов и наличие мощного «алжирского лобби» в основных буржуазных партиях, в том числе и в новой голлистской партии — Союзе за новую республику (ЮНР), объединившей осенью 1958 г. все голлистские организации. Армия, «черноногие» и их союзники в метрополии, совершившие государственный переворот 13 мая, не желали и слышать о каких-либо изменениях статуса Алжира. Сделав ставку на де Голля, мятежники надеялись с его помощью не только нанести удар ио демократии в метрополии, но и решить наконец алжирскую проблему. «Армия, — пишет де Голль, — многого ожидала от моего возвращения к власти, особенно в высших кругах генералитета… Она верила, что восстановление национальной власти дало бы ей время и средства победить и обескуражило бы противника»{198}. Иными словами, военщина надеялась, что генерал де Голль осуществит реализацию лозунга «французского Алжира». С первых же дней пребывания на посту главы правительства, а затем государства де Голль подвергался усиленному нажиму как со стороны армии и «черноногих», так и со стороны сустелевской фракции внутри ЮНР, в которую вступили многие руководители путча 13 мая. Они всеми силами пытались внушить де Голлю идею интеграции Алжира с Францией, требуя, чтобы он открыто провозгласил ее как основу своей алжирской политики. Генерал скептически относился к идее Сустеля, считая ее абсолютно нереальной. Сделав решительный выбор в пользу самоопределения Алжира, де Голль вовсе не имел в виду перспективу его разрыва с Францией. Он стремился к тому, чтобы 10-миллионное население Алжира «само» высказалось за сохранение формально независимого Алжира в рамках Французского сообщества. Генерал смотрел в будущее и хотел обеспечить за Францией преобладающее военно-политическое, экономическое и культурное влияние в Алжире.

Генерал де Голль внимательно следил за развитием конфликта в Алжире с самого его начала. Еще в 1956 г. один из сотрудников де Голля Г. Палевский установил через австрийского журналиста А. Розенберга конфиденциальные контакты с нелегальным руководителем федерации ФНО в метрополии — адвокатом А. Бумеджелем. После каждой встречи Г. Палевский направлял письменный отчет в секретариат де Голля. А. Бумеджель, в свою очередь, регулярно встречался в Берне с Ф. Аббасом. Шла подготовка к организации непосредственной встречи де Голля с одним из руководителей ФНО, но она была сорвана суэцким кризисом. После некоторой паузы ФНО вновь решил воспользоваться услугами А. Розенберга, 30 лет прожившего в Париже и имевшего там широкие связи в политических кругах, для выяснения позиции де Голля в алжирском вопросе.

Встреча состоялась в одну из апрельских сред 1958 г. в отеле «Лаперуз», в парижской резиденции де Голля. В самом начале встречи де Голль дал понять, что хорошо информирован о связях Розенберга с руководителями алжирских повстанцев. Затем Розенберг в течение 25 минут рассказывал генералу о содержании своих встреч с Аббасом, Бумеджелем и другими руководителями ФНО, считавшими, что только путем переговоров можно достичь компромисса в Алжире. «Ваши наблюдения, господин Розенберг, полностью соответствуют моим сведениям. Благодарю вас», — резюмировал де Голль. Розенберг, думая, что встреча окончена, собирался откланяться, но в это время генерал, как бы для самого себя, задумчиво произнес: «Разумеется, Алжир будет независимым…». Розенберг не поверил своим ушам. «Но, — продолжал де Голль, обращаясь уже к гостю, — необходимо знать, что понимать под независимостью. Было бы предпочтительнее говорить о сотрудничестве и об ассоциации с Алжиром… Французы очень суровы к алжирцам», — неодобрительным тоном заключил генерал{199}. На этот раз встреча закончена; де Голль благодарит журналиста за информацию и выражает надежду вскоре вновь увидеться. Розенберг покидает резиденцию де Голля, а в его ушах все еще звучит твердый голос генерала: «Алжир будет независимым». Это было ровно за три недели до путча 13 мая.

Итак, можно сделать вывод, что де Голль вернулся к власти с твердым убеждением в необходимости предоставления Алжиру права на самоопределение. Естественно, раскрывать свои планы в момент, когда страсти, вызванные путчем 13 мая, еще не улеглись, а вчерашние мятежники продолжали оставаться хозяевами положения, де Голль первое время не мог. Позднее он признавался известному французскому социологу Ф. Гогелю: «Если бы в июне 1958 г. я сказал, что намереваюсь предоставить Алжиру независимость, я был бы свергнут в тот же самый день и ничего не смог бы с этим поделать. Но я всегда знал, чего хотел»{200}.

Главной задачей де Голля сразу же после прихода к власти было успокоить разгоревшиеся страсти и овладеть положением. Для этого он сразу же после утверждения полномочий его правительства направляется в поездку по Алжиру.

4 июня де Голль в сопровождении министров Л. Жакино, П. Гийома и М. Лежена, а также начальника генштаба генерала П. Эли прибыл в аэропорт «Мэзон-Блашп», где его встречали генерал Салан и другие представители военной администрации. На всем пути следования в алжирскую столицу де Голля встречали толпы «черноногих», выкрикивавших лозунг: «Французский Алжир!» Руководители ультра организовали подлинную психологическую кампанию, имевшую целью «внушить» новому главе правительства соответствующие мысли.