– Вы танцуете?
– спрашиваю ее.

– Конечно.

– Тогда рискнем?

– Если хочешь, - улыбается она, - пошли.

По центру зала уже дергаются четыре пары, мы присоединяемся к ним, и Дези мгновенно ушла в свой танец, закрыв глаза. Все ее тело поразительно и пластично изгибалось. Площадочка наполняется танцующими, и тут меня кто-то толкает в спину. Я оглядываюсь, это Мамонтов со своей подругой.

– Кто это?
– шепчет он мне, кивая на Дези.
– Я ее здесь раньше не видел.

– После скажу.

– У тебя губа не дура.

Капитан отвалил в сторону. Я профессионально охватил взглядом зал и... увидел у входа солдат с автоматами. Стоящий впереди военный пристально оглядывал помещение. Прыгиваю к Дези и прижимаюсь к ней, прикрывая от вошедших. Она открыла глаза и ошалело смотрит на меня.

– Ты чего?

– Тихо. У входа солдаты, не по твою ли душу?

– Боже мой...

– Отходи к бару...

Я буквально на руках выношу ее к стойке.

– Садись и не оглядывайся, - сажаю девушку на высокий стул.
– Я тебе сейчас что-нибудь еще закажу. Бармен!

Но сонного толстяка нет, ждем еще минуту, и тут сзади нас раздается голос:

– Дези, не пора ли домой.

Оглядываюсь и вижу генерала Корадо с тремя солдатами.

– Папа, зачем ты так...

– А как еще по-другому? Идет война, а дочь без охраны разгуливает по борделям. Надо быть законченной идиоткой, чтобы не понять, что за тобой охотятся все: и партизаны, и диверсанты, и репортеры. Поймают, и в стране может возникнуть политический кризис, а это может привести к гибели десятков и сотен людей.

– Хорошо, папа, я больше не буду вступать в дискуссию, я иду.

Дези поднимается, хлопает меня по плечу.

– До встречи, Николай.

– До свидания, Дези.

Она идет к двери в окружении солдат. Генерал остался рядом со мной.

– А вы, молодой человек, не разевайте рот, на то, что вам не положено.

– Извините, господин генерал, я здесь - первый день и еще не разобрался во всех местных премудростях, поэтому еще не понял, на что могу разевать рот, а на что нет.

– Хм... Однако... Впрочем, может быть вы и правы. Теперь, раз вы еще ни в чем не разобрались, запомните первый урок. Моя дочь не для вас.

Он не стал слушать мой ответ, повернулся и пошел на выход. Я уставился на сонную рожу бармена, появившегося из-за занавески.

– Это ты вызвал генерала? Это ты узнал Дези?

– Я не понимаю, о чем Вы говорите, господин.

– Тогда я пообещаю тебе одно: однажды поднимусь в воздух и нечаянно разнесу твою забегаловку к чертовой матери. Нечаянно..., одной ракетой. Поверь мне, я подлости не прощаю.

И тут лицо бармена изменилось, глазки раскрылись, и в них появился страх.

– Извините, господин, но я выполнял распоряжение генерала. Если бы не сообщил..., меня бы убили...

– Ну и сволочь же ты. Мне жаль, что наше знакомство омрачено твоим доносом, но предупреждаю, если капнешь на меня или моих друзей еще раз... берегись! Дай мне еще бутылочку пива.

– Слушаюсь, господин.

Сижу и неторопливо поглощаю пиво. Ко мне подходит запыхавшийся потный Мамонтов.

– Я все видел. У тебя все в порядке?

– Да.

– Слава богу. Я тогда побежал к Зазе.

– Я, пожалуй, пойду домой.

– Может тебе скучно? Хочешь, найдем девушку на ночь. Здесь есть такие конфетки...

– Не надо.

– Найдешь дорогу?

– Найду.

Наступило утро. Меня опять будит Мамонтов, длинными трелями дверного звонка. С трудом дохожу до двери и открываю ее.

– Капитан, подъем. Нам надо быть через полтора часа на аэродроме.

– Полтора часа?

– Да. У нас не так много времени, надо еще пойти в нашу забегаловку поесть.

– Встаю

– Я опять принес бритву...

– Спасибо. А купить здесь вещички... бритву, например... можно?

– Конечно. Здесь все торгуют, солдаты, жители, генералы...

– Так к кому же мне обратится?

– Лучше к бармену. Он по своим каналам достанет что угодно.

– Ничего себе. Ладно, я буду готов через пятнадцать минут.

Тот же бар и тот же сонный бармен. При виде меня он почтительно кланяется.

– Что нужно, господину?

– Отбивную и кофе.

– А вам?
– это к Мамонтову.

– Мне салат и кофе.

Бармен неторопливо уходит за занавеску и вскоре приносит две тарелки и две кружки кофе. Мы начинаем есть и перебрасываемся фразами. Бармен стоит недалеко и, видно, очень расстроен тем, что говорим по-русски.