Шрифт:
– Сообщи, шифровку принял. Выполняю приказание.
Дарья зашифровывает ответ и передав в эфир, опять получает колонки цифр. На этот раз эта шифровка из управления НКВД.
"После выполнения приказа, отправляетесь на запад, В районе Обояни войдете в отряд Кичкаря. Там получите указания. Кант. "
– Ну что же нам все ясно. Поднимайтесь, Свищев. Пошли.
Я вывожу его из нашего убежища и веду в лес. Перед большой сосной разворачиваю.
– Серега, меня приказали расстрелять?
– Да.
– А ты им верил...
– Верю и сейчас.
– Вытащи у меня из кармана портсигар. Там письмо и адрес Веры. Позаботься о ней.
Я выдергиваю из нагрудного кармана кителя металлический портсигар с красивыми тиснеными вензелями и узорами, весьма большую редкость на фронте. Раскрываю его и вижу там чуть сыроватые бумаги.
– Хорошо.
Я поднимаю пистолет. У Лешки из глаз льются слезы.
– Прощай, Серега.
Несколько раз стреляю ему в грудь. Он кулем падает на землю. Ко мне подходит Павел и Сейфулин. Павел вдруг выдергивает пистолет и стреляет Лешке в голову.
– Зачем это? Уже не нужно, он мертв.
– Мне приказано сделать контрольный выстрел.
Я не спрашиваю, кто приказал, но я уже знаю, кто в нашем отряде подослан палачом.
Теперь мы свободны от лишнего "груза", по приказу идем на запад.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Кончилась война. Я не дошел даже до Германии. Сначала попал в партизанский отряд Кичкаря, потом из-за болезни живота, меня на самолете отправили в Москву, опять долго лечился. Лишь, в декабре 1944 года, меня комиссовали и разрешили ехать в Ейск. Там я женился на Тасе, устроился работать на обувной фабрике.
Июль 1965 года.
Опять в Москве. Жара не обычная. Меня встречает Дарья. Располневшая до невозможности. Она хлопает по плечу и говорит.
– А ты ничего. Хорошо выглядишь.
– Тогда я был доходягой.
– Помню, мне все тогда казалось, что ты потом обливаешься, от того, что трусишь. Потом Сейфулин сказал, в чем дело. Сильный ты мужик, Сережа.
– А где Сейфулин?
– Где то в Казани, служит в милиции. Важный стал. Павла убили где- то в Кенигсберге. А Григория не убили, ты знаешь, он дожил до победы...
– Что же с ним было?
– Сейфулин мне сказал. Григорий попался из-за предательства, проболтался в тюрьмах, а потом наши под Корсунем его освободили. Но дожил мужик до встречи, умер и причем, в день смерти Сталина. Ты сейчас куда поедешь, ко мне или в гостиницу?
– Хочу поехать к нему..., на дачу...
– Как хочешь, я тебя отвезу, но предупреждаю, там забор, охрана, к нему не пройти...
– Давай попытаемся.
Дарья ведет к "москвичу". За рулем усатый мужчина.
– Знакомься, мой муж, Костя.
Тот кивает головой.
– Сергей.
– Залезай в машину, я буду указывать маршрут.
Мы садимся в машину.
– Как там Тася?
– Молодцом. Уже завуч в школе.
– А сын?
– В артиллерийском училище на втором курсе.
– По стопам папочки пошел. Направо, потом опять прямо, - она указывает мужу куда ехать.
– А твоя дочь, уже выскочила за муж.
– Дуры сразу за муж не выскакивают, умчалась на великую стройку, город Шевченко возводят... Теперь влево...
Машина послушно сворачивает влево.
Мы едем час, наконец появляется высокий двух метровый забор.
– Приехали. Ты уж иди к калитке сам.
– Хорошо.
Я долго давил на кнопку звонка. Молодой парень в светлой рубахе, открыл дверь.
– Вам чего?
– Мне бы поговорить с Никитой Сергеевичем.
– Вам назначали?
– Нет.
– Тогда не могу.
– Скажите ему, старый фронтовик, хочет кое что уточнить для истории.
Тот смотрит на мою грудь. Орден Ленина, Красной Звезды, медали "за отвагу" и "Сталинградскую битву", полученные мной за Харьковскую операцию и действия под Россошью.
– Ваши документы.
Я достаю паспорт. Охранник долго читает, посматривая на меня.
– Я сейчас поговорю.
Меня впустили через четверть часа. Охранник ведет через сад к небольшой беседке. На скамейке он, Никита Сергеевич, без традиционной шляпы, чуть усталый, в помятом костюме, но глаза безумно любопытные.
– Марков Сергей Павлович, я о вас не слышал... Где вы воевали?
– На Барвенковском выступе, потом в одной операции под Воронежем в конце 1942 года.
При слове "Барвенковском", Никита Сергеевич поморщился. Еще бы, он же был там, в должности Члена Военного Совета Армии и его часть вины лежит на этом поражении.