Но несмотря на то, что «духовное ведомство», по словам Протасова, было «совершенно отдельным от всех отраслей правительства, имело свое особенное управление, свой суд и полицию и… свой контроль» [82] , оно как и прочие учреждения империи всегда находилось в поле зрения «недреманного ока Государева». Так, в 1829 году тогдашний управляющий III отделением М.Я. фон Фок доводил до сведения Синода о злоупотреблениях в Екатеринославской консистории, в 1831 году по инициативе «высшего надзора» была проведена ревизия Иркутской епархии, в результате которой вскрылись «неблаговидные» поступки архиепископа Иринея, в 1850 году шеф жандармов писал обер-прокурору о взяточничестве письмоводителя Тверского архиепископа Пархоменко и т. п.

В делах III отделения можно обнаружить и свидетельства о проблемах Саровской пустыни. В конце 60-х – начале 70-х годов в целый ряд инстанций поступили доносы от монахов Неофита и Евстратия на игумена Серафима. Епархиальное начальство направило в обитель следственную комиссию, результатом деятельности которой стало выявление нарушений в денежной отчетности и порядке ведения монастырских книг. Этот эпизод приводится в обстоятельном исследовании истории Сарова, которое недавно опубликовал А.М. Подурец. Автор замечает, что о других обвинениях, выдвинутых против настоятеля пустыни, трудно судить, так как Синодом они были признаны бездоказательными [83] . Прояснить обстоятельства дела позволяют материалы III отделения, где указано, что Серафим обвинялся «в произнесении дерзких выражений против Особы Государя Императора».

Решением Синода 1 октября 1872 г. игумен Серафим и казначей иеромонах Амвросий были отстранены от должностей. Но Евстратий, вероятно, счел это наказание недостаточным и обратился с прошением о пересмотре дела. В ноябре 1873 г. Начальник Тамбовского губернского жандармского управления докладывал в III отделение о дознании по обвинению бывшего настоятеля монастыря Серафима «в покровительстве политическим преступникам, в снабжении поляков во время восстания (1863–1864 гг. – М.С., Е.Щ) деньгами и в выражении сожаления по поводу сделанного в 1866 году покушения на жизнь Государя Императора, что плохого стрельца наняли» [84] . Однако, дело обернулось не в пользу доносителя. Было выяснено, что никаких доказательств у Евстратия не имеется, а сам он «за противозаконные поступки и предосудительный образ жизни» давно уже лишен монашеского звания «с обращением в первобытное состояние». А поскольку вышеозначенная личность продолжала «утруждать Государя Императора и правительственные места неосновательными жалобами», III отделение предлагало воспретить Евстратию подавать впредь просьбы по изложенному делу, а в случае нарушения выслать его «в отдаленную губернию для жительства под надзором полиции» [85] .

Сохранившиеся материалы императорской канцелярии позволяют обозначить и другие касающиеся церкви вопросы, которыми занималось III отделение – это сооружение храмов, открытие мощей, обретение чудотворных икон и проч, события, вызывавшие большое «стечение народа». 27 мая 1846 г. штаб-офицер Корпуса жандармов Козлов доносил шефу жандармов А.Ф. Орлову о небывалом стечении богомольцев в Задонск, которое побудило его отправиться туда «для секретного разузнания на месте о причинах столь необыкновенного народного движения» [86] . Оказалось, что при перенесении тела Преосвященного Тихона, епископа Воронежского и Елецкого, из-под сводов ветхого алтаря в другую церковь обнаружилась нетленность его мощей и архиерейского облачения, «несмотря на то, что они пролежали в сыром помещении 63 года».

В деле «О явлении некоторым лицам во сне архиерея Митрофана и об обретении нетленным тела его» мы находим информацию о событиях, предшествовавших канонизации Св. Митрофания Воронежского. Согласно донесениям начальника 2-го жандармского округа А.Л. Волкова и командированного в Воронеж офицера Корпуса жандармов Коптева, с апреля 1830 г. стали распространяться слухи о чудесных явлениях скончавшегося в царствование Петра I архиепископа Митрофания, который говорил видевшим его во сне, «что когда откроют его мощи Россия получит исцеление». В конце 1831 г. появились разговоры о том, будто бы во время ремонта фундамента Благовещенского собора обретено было тело покойного архиерея. Эти сведения дошли до императора, который через шефа жандармов А.Х. Бенкендорфа распорядился выяснить все досконально. В апреле 1832 г. Коптев доносил, что в Воронеж приезжал архиепископ Рязанский Евгений и архимандрит Московского Спасо-Андроникова монастыря Гермоген для освидетельствования мощей. «Хотя сии архипастыри совершают возложенное на них поручение в тайне, – пишет Коптев, – но посредством предпринятых мною мер, известно мне, что… мощи нетленны» [87] . 11 августа 1832 г. он докладывал, как прошла церемония открытия мощей Митрофания Воронежского и какие меры были приняты «для охранения безопасности богомольцев от давки, сутолоки и прочих неприятностей».

В 1847 г. в поле зрения тайной полиции попало «чудо», случившееся в Вильно. Некий Матвей Покула «потерял зрение» и однажды ночью услышал голос, вещавший, что он исцелится, если «очистит каменный столб с фигурой Спасителя, несущего крест», который стоит на Зеленом мосту в предместье Вильны. Попытавшись очистить скульптуру от снега, страждущий почувствовал облегчение и сообщил об этом ксендзу, который и распространил слух о чудотворности статуи. Из перлюстрированного письма III отделению стало известно, что «теперь в Вильне с 8 часов утра до 12 и от 3 часов пополудни до поздней ночи нельзя проехать через Зеленый мост от множества стекающегося к чудотворному кресту народа» [88] . Проведенное расследование выяснило, что слепым Матвей Покула никогда не был и выздоровел «в результате лекарств и пиявок, поставленных ему на затылок», а значит и мнимое чудо «есть одна из спекуляций католического духовенства».

Это, казалось бы, незначительное дело связано с серьезной проблемой, которая постоянно находилась под контролем политической полиции и не могла не беспокоить высшую власть. Речь идет о распространении католичества в пределах Российской империи. Процитированное выше письмо было адресовано ксендзу московской католической церкви Петра и Павла Горбачевскому и содержало горячий призыв «распространять всеми силами дело католической церкви, стараться, чтобы и не принадлежащие к сему овчему двору вступили в оный». Тревожный сигнал достиг высочайшего внимания и шеф жандармов распорядился собрать о том сведения. «Для привлечения большего числа прихожан, – значилось в отчете начальника 2-го округа Корпуса жандармов, – ксендз Горбачевский прибавил два хора певчих и музыку» при совершении богослужения. В своих проповедях он утверждал, что дети, рожденные от браков католиков с православными, должны расти в лоне католической церкви и т. п. Результатом неуместной активности Горбачевского стало устранение его от занимаемой должности, он был отправлен в Могилев к епархиальному начальству «для дачи ему надлежащих наставлений» [89] .

Переход в католичество православных подданных империи являлся еще одной гранью той же проблемы. Обычно, подобные дела пытались решить «по-доброму», ограничиваясь «внушением святости догматов православной веры для удержания от отступничества». Такова, например, была высочайшая резолюция на сообщении о том, что девицы Нарышкины, проживающие в Венеции, желают принять католичество [90] .

Дело князя Гагарина, нашумевшее в обеих столицах в 1845 г., тоже осталось бы келейным, если бы за границу не начали утекать семейные капиталы. Сын члена Государственного совета князя С.И. Гагарина камер-юнкер и секретарь посольства в Париже Иван Сергеевич принял монашество по католическому обряду. Его наставник, француз Марен Дарбель, пользовавшийся большим доверием родителей молодого князя, был управляющим в некоторых подмосковных имениях и даже «соучастником в ряде бумагопрядильных фирм» Гагариных. Доходы с этих фирм и стали поступать во Францию. Гагарины обратились за содействием в высшие инстанции, поставили в известность императора. В результате по завещанию отца и матери Ивана Сергеевича все имения и капитал переходили к его сестре; а молодого князя велено было призвать в Россию «исключительно с целью разрешения семейных неурядиц» [91] .