Шрифт:
Виктор Астафьев известен как прекрасный бытописатель, знаток народной жизни. В рассказе «Ясным ли днем», написанном в конце 60-х годов, он изображает сцену «мирного» призыва на военную службу, лишенную какого-либо патриотизма, да и вообще здравого смысла. Пьяные «рекруты» прощаются с привычной гражданской жизнью, веселясь напропалую.
«…«Последний нонешний денечек» не ревел никто. Гармошек не было, не голосили бабы, как в проводины прежних лет. Мужики не лезли в драку, не пластали на себе рубахи и не грозились расщепать любого врага и диверсанта.
Ребята и девчонки перешли на какую-то вовсе несуразную дрыгалку. Володя самозабвенно дубасил по гитаре, девки заперебирали ногами, парни запритопывали.
Чик-чик, ча-ча-ча!
Чик-чик, ча-ча-ча!
Слов уж не понять было, и музыки никакой не улавливалось. Но ребятам и девчонкам хорошо от этой песни, изверченной наподобие проволочного заграждения».
Впечатляющая жанровая сценка всеобщей бездуховности! И роль гитары здесь примерно такая же, как у тамтама африканских племен: задать ритм, чтобы отупевшая толпа могла отплясывать бессмысленные ритуальные танцы.
БУЛАТ ШАЛВОВИЧ ОКУДЖАВА
Окуджава, Булат Шалвович (1924–1997) — русский поэт. В стихах (сборники «Март великодушный», 1967, «Арбат, мой Арбат», 1976, «Посвящается вам», 1988, «Милости судьбы», 1993) и прозе (повесть «Будь здоров, школяр!», 1961, исторические романы «Бедный Авросимов» — о П.И. Пестеле, 1969, в последующих изданиях — «Глоток свободы», «Путешествие дилетантов», 1976–1978, «Свидание с Бонапартом», 1983) — частная человеческая жизнь в ее сложных взаимосвязях с течением истории. В
авторских
песнях
Окуджавы,
звучавших нравственным камертоном в эпоху заст
оя, сквозь романтически преображенные картины
будничной
жизни,
мягкую
доверительную интонацию и тонкий лиризм проступает твердость этических ориентиров, безупречная верность высокому духовному выбору. Государственная премия СССР (1991).
Булат Окуджава как-то рассказал историю из своей молодости. Его однажды пригласили в незнакомую компанию, угостили как следует, а затем дали в руки гитару. Он исполнил несколько своих песен, а потом началось нечто невообразимое: «Вдруг из дальнего угла крикнули требовательно:
–
Веселую давай!.. «Цыганочку»!..
–
«Цыганочку»!.. — загудели гости, и кто-то затянул «Ехал на ярмарку ухарь-купец…».
Я не понимал, что происходит. Стоял, обнимая гитару. Тут ко мне подскочил Максимов, дернул меня за руку и прошипел:
–
Пошли отсюда!.. — и повел меня насильно в прихожую. — Давай одевайся! Скорей, скорей!.. Пошли отсюда!..
Мы вышли из квартиры. Ноги у меня были деревянные. Голова гудела.
–
Я не хотел тебе говорить, — сказал, кипя, Максимов уже на ночной улице, — когда мы пришли, там, на столике в прихожей, лежал список гостей, и возле твоей фамилии было написано — «гитарист»!»
Барда приняли за обычного халтурщика, музыканта, играющего на свадьбах или в ресторанах, а вкусы псевдоинтеллигентной публики отличались купеческой невзыскательностью.
Булат Окуджава всегда помнил кровавые сталинские репрессии и страшную войну, унесшую миллионы человеческих жизней, и гитара помогала преодолеть депрессию. «О чем ты успел передумать, отец расстрелянный мой, / когда я шагнул с гитарой, растерянный, но живой? / Как будто шагнул я со сцены в полночный московский уют, / где старым арбатским ребятам бесплатно судьбу раздают», — вопрошает поэт в одноименном стихотворении.
Думы о былом не переставали тревожить сердце популярного барда до конца жизни, а это значит, что совесть в нем не заснула.
Окуджава, песнями которого наслаждалось не одно поколение советских людей, в стихах нередко говорит о гитаре, своей неразлучной спутнице. Вспоминается его шутливый тост на дружеской вечеринке: «Слава и честь самовару — / первенцу наших утех! / Но помяну и гитару — / главную даму из всех».
Благодаря Окуджаве гитара стала неотъемлемой частью нашей обыденной жизни — как мать, как жена, как возлюбленная. Ведь это много значит!
Он не мыслил встречу с близкими друзьями, если их компанию не разделяла обожаемая им гитара. Только тогда, считал Окуджава, создавалась сердечная атмосфера! «Будет ужин, и гитара, / и слова под старину. / Я вам буду за швейцара — / ваши шубы отряхну», — обращался поэт к гостям в стихотворении «Чувствую: пора прощаться».