Шрифт:
– Откройте. Я знаю, это вы Саша, - стонал за дверью голос Ольги Матвеевны.
– Дело молодое, раз любите друг друга, то по людски обговорим, как дальше жить будете.
Я подошел к окну. Шпиндели легко подались и, распахнув окно, вываливаюсь наружу.
– Мама, он открыл окно, - раздался голос Глаши.
– Да слышу, дура.
Удираю от домика, как от чумы.
Прошло две недели. Глаша преследует меня и все офицеры городка заняли странную позицию. Они вдруг признали мое право над ней. Пришлось купить у местной самогонщицы, жене железнодорожника, бутыль с ее отравой и отправиться к лейтенанту-хранителю, который все знал.
– А, явился таки. Давай, капитан, не стесняйся моей грязи, заходи.
Я поставил бутыль на стол.
– Догадываюсь, пришел по делу, а дела то и нет. Есть шлюха, которой надо срочно жениться, так как новорожденному ребенку нужен отец. Приехал новый не женатый офицер, вот и подобрали отца. Сразу честь гарнизона соблюли, и стерву для дальнейшего развлечения под боком оставили.
– То есть как для развлечения?
– А так. С другими, кому надо спать будет. Вы что с неба свалились, капитан.
– При живом муже что-ли?
– Кто тебе сказал, что он может быть живым. Как поведет себя так и будет.
– Но ведь это же самодурство, самосуд что-ли.
– Здесь, на сотни километров, весь суд вершит командир части. Он тебе батюшка, он тебе и бог.
Хранитель покапался в шкафу достал кусок хлеба, две луковицы и две кружки. Разлил самогон и сразу опрокинул содержимое кружки в прогнивший рот.
– Хочешь отгадаю, у Соньки брал, эта стерва вплоть до птичьего помета в это пойло мешает. Лейтенант боковыми зубами стал грызть луковицу, безобразно растянув рот на правую сторону.
– Если я не соглашусь.
– Я тебе уже говорил, что будет. Но чует мое сердце, если ты какой-нибудь финт не выкинешь, быть тебе в могильнике и светиться там тысячелетиями своими костями. Таких как ты обычно прибивают.
– Что ж мне делать?
– Сначала выпей.
С отвращением выпил полную кружку отравы. Во рту остался привкус свинца и табака.
– Не женись, это сломанная для тебя жизнь, а там будь все время внимательным и осторожным.
Лейтенант выпил вторую кружку, а я почуствовал, что начал дуреть.
– Ты мне поможешь?
– тяну связывающимся языком.
– Этому засранцу, майору, мы еще сумеем оттяпать одно место.
Мы так окосели, что я не помню что было потом. Но оказлось, что я ворвался в дом к Глафире, там набезобразил и набил рожу Ольге Матвеевне.
– Саша, - сказала Глафира, поймав меня в корридоре у моей комнатушки, можно зайти к тебе.
– Только без фокусов.
Она вошла и стала у косяка двери.
– Саша, я беременна.
– Я тебя поздравляю, а кто отец?
– Ты.
– Я. Да мы только первый раз вместе спали две недели назад. Еще тогда твоя мамаша накрыла нас с тобой и мне пришлось постыдно удирать, чтобы необъясняться с ней.
– Так ты меня не любишь?
– С таким враньем, нет.
– Тебе придется на мне жениться. Мама все энергию проявит, но добьется своего. Моему ребенку нужен отец.
– Иди ты...
Она не ушла. Ушел я, оставив ее в своей комнате.
Так появилось первое, потом и второе заявление гражданки Самсоновой в политотдел и началось...
– Саша, - обратилась ко мне Глафира, когда я вышел из политотдела, прости меня. Ну понравился ты больше всех. Влюбилась я в тебя. Были у меня связи с мужчинами, но тебя не было тогда, а появился ты и все изменилось.
– Нет, Глафира Николаевна. Измениться уже ничего не может.
– Посмотрим. Ты сам напрашиваешься на крайние меры.
Меня вызвал к себе майор Голубович.
– Что вы там натворили, капитан? Уважаемые люди нашего поселка жалуются на вас. Вы здесь совсем недано появились, а за вами уже хвост неприятностей.
– Я ничего не натворил.
– Это называется не натворили. Избили Ольгу Матвеевну, прекрасную женщину, ни разу в поселке про нее не услышишь плохого слова. А девочку, Глашеньку, утащили в постель и изнасиловали.
– Это все ложь.
– Вот как. Нет, капитан, это не лож. Вы обязаны исправить свои гнусные поступки и путь у вас один, женитесь на Глафире Николаевне и мы все забудем. Закроем, так сказать, глаза.
– Не собираюсь жениться.
– Это ваше последнее слово?
– Да.