– Это уже третий...
– задумчивый голос полковника был тем последним, что я подсознательно запомнил, ныряя в абсолютную черноту.

...Дорога, по которой я на собственном горбу волочил тяжеленный рюкзак с походным скарбом, и без того была ни то, ни се, во всяком случае - явно непроезжей для колесного транспорта. Вдруг я замер. Передо мной нелепо замаячил... дорожный знак. Умора! Я сначала не поверил собственным глазам и решил - обознался. Но подойдя вплотную, я потрогал четырехгранный шероховатый бетонный столбик и понял, что да... действительно. На этом столбике висело нечто круглое, проржавевшее от времени до полной неразличимости и продырявленное дробью случайных охотников так, что в целом оно напоминало большой дуршлаг. Не сразу я сообразил, что давным-давно этот ржавый дуршлаг являл собой так называемый запретительный знак, строго гласивший: "Въезд запрещен"... Куда? Кому запрещен?! Где здесь хотя бы слабое подобие дороги?! Я развеселился. Вокруг знака - ежели это и в самом деле бывший знак, а не чья-нибудь доморощенная хуторская шутка - тянулись сплошные встопорщенные заросли репейника и иван-чая, этакие добродушные среднерусские джунгли, душистые и плотные. Со стеблей иван-чая слетали от покачивания на случайном ветерке незамысловатые пушинки, а маленькие серо-зеленые ежики созревших репьев, круглые и кусачие, ощутимо и зло кололи руки и вгрызались в одежду. Под ногами потрескивали сухие ломкие будылья прошлогоднего малинника Неторопливо зудели тяжелые пчелы.

Любопытство одолело меня: куда может вести заброшенная дорога? В наши-то времена, когда уединение, хотя бы на время - роскошь, почти недоступная нормальному человеку! Давя листья лопуха и подорожника, я раздвинул сплетенные почти как в корзине ветви лозняка. Красные ивовые прутья оказались гибкими, холодными и скользкими на ощупь, к тому же упруго неподатливыми.

Я надавил сильнее, всей массой тела да еще с добавлением веса рюкзака. Правда, мне показалось, что было еще какое-то добавочное сопротивление: я ощутил его не столько телом, сколько лицом - так, словно бы на лбу осталось слабое прикосновение тонкой, но прочной паутины... Кстати, может, именно так и было, но я уже проломился сквозь заросли краснотала. Неожиданно из темного провала кустов сбоку на меня метнулась вытянутая пятнистая тень, я схлопотал сокрушительный удар по шее - и надолго отключился...

– Стало быть, это уже третий...
– подытожил полковник.
– Сначала ошалевшая бабка в поисках пропавшей козы, затем - чокнутый грибник, и теперь - вот этот... Обыскали?

– Так точно!
– грянуло одновременно слева и справа над моей головой.
– Одноместная палатка, припасы, соль, спички, рыболовные снасти, нож, топорик. Огнестрельного оружия и приемно-передаюших устройств не обнаружено. Еще... неопознанный предмет: металлический, закругленный, с завинчивающейся крышкой. Назначение непонятно.

– Фляга - - полковник вскочил из-за стола, быстро прошлепал босыми ступнями в угол, где сиротливо лежал мой рюкзак, засунул в него руку, нашарил фляжку, качнул ее, цепко открутил крышечку и заинтересованно глотнул.
– Коньяк?!
– ахнул он.
– Самый настоящий коньяк! Мои стражи непонимающе молчали.

– Где взяли - ?спросил полковник.

– Там же...
– неуверенно доложили сверху.
– Там же, что и вы... В вещмешке.

– Да не флягу!
– рявкнул полковник, - а вот его. Лазутчика где взяли?!

– У седьмого поста. На самой границе полигона. Он... он прошиб защитное силовое поле.

– Так...
– печально сказал полковник.
– Это уже закономерность... И с печальным же вздохом снова открутил крышечку фляги, которую продолжал держать в руках, и снова сделал два-три крупных глотка. Глотнул, причмокнул, отер губы ладонью, отставил фляжку на расстояние вытянутой руки, разглядывая ее как диковинку, вздохнул...

– Можете быть свободны!
– махнул он фляжкой.

– Слушаемся!
– опять дружно грянуло сверху, и мои бравые охранники направились к двери... старательно печатая шаги. Но... звук был не тот! Невольно я посмотрел на их ноги: там, где полагалось быть крепким армейским сапогам или хотя бы шнурованным ботинкам на толстой подметке с подковами, у них были... не слишком умело сплетенные лапти! Эх, лапти мои, лапти лыковые, лапти липовые...

Я долго и обалдело смотрел им вслед уже после того, как за ними захлопнулась дверь.

– Что уставился - ?сурово спросил полковник.
– Кто таков? Я назвал себя.

– Документы есть? Я развел руками: ну кто, мол, в отпуск, в пеший поход берет документы? Нелепость!

– Так... Удостоверения личности нет, - подытожил полковник выводы явно не в мою пользу.
– Адрес местожительства, работа, должность!

– Великий Устюг, Академгородок, старший научный сотрудник в НИИ эмбриональной трансплантации...

– НИИ... чего - ?ошарашенно переспросил полковник. Я повторил.

– Теперь: маршрут, цель и задачи... это самое... разведки. Выкладывай!

– Чего выкладывать-то - ?сердито спросил я.
– Я уже все... выложил. И рукой потер все еще ноющую шею.

Полковник снова с нескрываемым удовольствием глотнул из фляжки.

– Армянский - ?с любопытством неожиданно спросил он.

– Греческий...
– ответил я.
– Еще даже лучше.

– М-да...
– оживился полковник.
– Неужели... наладили? В Греции - все есть! Потом посмотрел на меня внимательно, нацедил в колпачок до краев и протянул мне:?

– На! Поправь голову...

Я подошел ближе... Выпил коньяк - крепкую пахучую жидкость. И вплотную теперь смог разглядеть мундир полковника. Он был довольно ладно сшит из какой-то грубой материи, похожей на мешковину, окрашенную неумело и неравномерно. "Самодельное!
– догадался я.
– Все - самодельное!"

Рука моя невольно потянулась и помяла в пальцах рукав полковничьего обмундирования.

– Лен...
– с гордостью пояснил он.
– Настоящий натуральный лен! Женщины наладили ткацкое производство и окраску... Все - вручную!