— Вчера были другие, а сегодня... — увидев меня, Инграм не скрыл ехидной ухмылки и вздохнул полной грудью, — роза с нотой лотоса?

— Нравится?

— Что ты здесь делаешь? — Инграм оставил мой вопрос без ответа.

Я кинула взгляд на полки с книгами, а затем на письменный стол — вроде всё на месте, ничего не говорило о том, что я везде лазала. С другой стороны, Инграм явно не дурак и догадался, что я здесь искала, раз ещё и застал меня в шкафу. И только перед ним, этим морально грязным человеком, я больше всего позорилась: то вопросы задавала, то пугалась, то выдывала себя с головой. Всё никак не получалось обхитрить, на полную вступить в свою игру.

Постоянно что-то мешало, Гуй побери.

— А где ты потерял своего дружка? — я чуть присела на письменный стол и, поставив сумку на край, тоже закурила.

— Пса я усыпил ещё в детстве.

Даже не удивлена, хотя фраза звучала весьма зловеще.

— А родители?

— Они спят и без моей помощи, — перевернув страницу, обронил Инграм, оставив ещё один бычок тлеть на подоконнике.

— Ты сирота? — почему-то именно этот вопрос пришёл мне на ум.

— Если ты такая, то не стоит всех подозревать в этом, — собеседник кинул на меня резкий взгляд, чёрные глаза блеснули сквозь сигаретный дым.

Откуда он узнал?..

— Но ведь Рэбэнус сирота, — вспомнила я нашла разговор в усыпальнице.

— У него была мать.

— Приёмная, — предположила я, на что Инграм мне слабо кивнул. — Как её звали?

— Ивет, — Инграм отложил книгу из-за невозможности сосредоточиться. И, пожалуй, вызванного мной раздражения. — Лучше бы почитала историю, а не приставала ко мне.

— Лучше бы нашёл себе хобби, — в тон ему ответила я, последний раз затягиваясь и туша сигарету о переполненную пепельницу.

— У меня оно уже есть, — Инграм встал, отчего его чёрная толстовка повисла на нём как на вешалке.

— Нести чушь не хобби.

— Доставать меня тоже не хобби.

Шаг ко мне.

— Слушай, у меня к тебе серьёзный разговор.

— Какой?

Ещё шаг.

— Раз ты такой остроумный, тебе во лбу не колет?

Его взгляд — кровавый, налитый свинцом и презрением, сжигающий адким пламенем всё на своём пути. Пепелище чужих судеб, раздробленные кости, бессонные ночи — вот какова тропа этого тёмного ворона, губителя жизни. От неё оставалась лишь выжженная аспидская метка, изломы вселенной, осязаемая пустота.

Тьма.

Инграм Касс — её бог и покровитель.

— Лучше бы ты молчала, птенчик, — разочарованно выдохнул он.

— Лучше бы ты не приставал ко мне, — держала я планку как можно выше, хотя и понимала, что ситуация принимала весьма плохой оборот.

И ещё шаг.

Инграм остановился в опасной близости по отношению ко мне.

Он смотрел на меня с такой нездоровой жадностью, что у меня ноги подкашивались. Наши взгляды встретились, и я почувствовала, как кровь начинала стучать в висках, а сердце болезненно сжималось, вспоминая всё плохое, пережитое. Казалось, что весь мир вокруг нас вот-вот рассыплется на маленькие кусочки, превратится в осколки и вонзится мне в кожу с такой болью, что всю оставшуюся жизнь я буду заливаться хриплым криком и мольбами о помощи.

А я буду плакать и кричать...

Инграм схватил меня за волосы, больно прижав к столу, и присосался губами к шее. В таких ситуациях я тут же дала бы коленкой в пах, но тут — застыла, испугалась, поддалась. Я не могла оттолкнуть парня — и не хотела — пока он оставлял на моей шее один засос за другим, медленно приближаясь к плечу. Его движения были рваными, непредсказуемыми — то схватит, то прижмёт, то остановиться в томительном ожидании. Инграм полностью мной контролировал — а я даже не пыталась спастись.

На то не было дано мне воли .

— Каждому сумасшедшему нужна отдушина, каждому лидеру — маленькая шавка у ног, преклоняющаяся перед хозяином во всём, — прохрипел Инграм, снимая с меня пиджак-мундир и кусая в плечо.

— Прошу, не надо... — простонала я в ответ, дрожа от переполняемого страха и желания одновременно.

— Ты в моей власти, птенчик, и подчиняешься тому огню, что съедает изнутри, — Инграм держал меня за запястья, впиваясь ногтями в кожу до крови, а сам то шептал мне в ухо, то оставлял следы зубов на моём предплечье. — Поверженная королева у трона короля... или богиня, как ты себя величаешь? А на самом деле, ты просто девочка, истлевшая в моём огне, решившая стать голосом совести и проигравшая в этой битве. Мне.

Мне хотелось закричать и заплакать — как тогда, когда меня впервые раздевал Алестер.

Но сейчас — хуже. В разы ужаснее.

Сейчас — насильно, не по любви, против воли, жестоко и безнаказанно.

Сейчас не я была как всегда главной, а Инграм Касс, ставший миром и его осколками всего за миг. Он продолжал вонзаться в меня, получая немое удовольствие от того, как искажалось моё лицо, как я превращалась из владычицы в ничтожество. И всё моё естестество выражало лишь мольбу. О пощаде или о смерти.