Зеленая, великолепная земля лежит за ней, небо темнеет, а звезды закрываются облаками. Моя кожа гудит от того, что я почти никогда не чувствую.

Предвкушение.

Генри бы это понравилось. Вряд ли он хоть раз катался на мотоцикле.

— Айрон, сними ее со своего мотоцикла! — рявкает кто-то.

Парень резко останавливается у знака «стоп», и я прижимаюсь к его спине, оглядываюсь через плечо и вижу Лив.

Боль пронзает мою грудь. Я смотрю, как она подъезжает к нам, ее черный мотоцикл меньше и старше, но, боже… Мне редко удается увидеть ее без школьной одежды или формы для лакросса, и я не могу отвести от нее взгляд.

Лив ставит ноги на землю и хмуро смотрит на брата через свои авиаторы.

— Это не шутка! — кричит она ему.

И глядит назад на несущуюся к нам машину Каллума.

Мой язык, кажется, так сильно распух, что я им подавлюсь. Ее ноги в обтягивающих черных джинсах. Колени выглядывают сквозь дырки в них, белый топ с глубоким вырезом и выцветшая кожаная куртка… Ее растрепанные волосы ниспадают по спине, без шлема, а на шее висят солдатские жетоны. Замечаю, что ключ, которым она блеснула на поле для лакросса в прошлые выходные, висит между ними.

Я ослабляю хватку на Айроне, думая о том, чтобы вместо этого ухватиться за нее. Она бы идеально подошла.

— О, боже, — Оливия переводит взгляд на меня. — Ты когда-нибудь сталкивалась с кубинским темпераментом? Скоро столкнешься.

Снова оборачиваюсь и замечаю тойоту, мчащуюся бок о бок с Каллумом, где в кабине сидят три длинноволосых девушки.

Я перевожу взгляд на Айрона.

— Твоя девушка?

— Бывшая, — уточняет он.

О, боже. Я спрыгиваю с мотоцикла и забираюсь к Лив.

— Слезь! — кричит она, пытаясь столкнуть меня.

Но я обвиваю ее руками, чувствуя, как складной нож торчит у нее из кармана.

— Боишься меня?

Она усмехается в ответ.

— Меня тошнит от того, что ты добиваешься своего, — бормочет Лив, ругаясь скорее сама с собой, чем со мной. — Какое мне вообще дело, если Арасели вырвет у тебя все волосы?

— Моя команда играет грязно, — я крепче обнимаю ее. — Твоя играет кроваво. Не беспокойся, я знаю, что сегодня вечером мы не выиграем.

— Верно.

— Так что давай начнем, — говорю я, а затем шепчу ей на ухо. — Только ты и я в течение следующих пяти минут.

Она отворачивает голову от моего шепота, но я чувствую, как ее грудь сжимается, а мышцы живота напрягаются. Мне нравится ощущать то, что я делаю с ней.

— Ненавижу тебя, — рычит она, но все же заводит мотоцикл и трогается с места, а я улыбаюсь, положив подбородок ей на плечо.

Взаимно.

Закрыв глаза, сжимаю ее до тех пор, пока не убеждаюсь, что она не сумеет вырваться. Ветер треплет мои волосы, запах пальм ударяет в нос, и я жалею, что сейчас не день. Мне хотелось бы увидеть облака.

Тепло разливается внизу моего живота, и я обнимаю Лив бедрами, ощущая ее повсюду.

С Айроном такого чувства не было. Она пахнет как — я подношу нос к ее коже за ухом — как одно из тех традиционных парфюмерных масел, популярных в магазинах хиппи, где они поглощают весь кислород, сжигая благовония, а потом удивляются, почему у них нет покупателей.

Но мне нравится этот запах на ней. Она пахнет вишневыми леденцами и… летом. Я еще сильнее наклоняюсь к ней, задевая носом ее кожу.

— Трахни меня или прекращай, — говорит Оливия, бросая на меня еще один хмурый взгляд через плечо. — Это не смешно.

Я улыбаюсь, но не показываю ей этого. Я отворачиваюсь от ее шеи, но полностью не отстраняюсь, когда мы въезжаем на территорию залива. Этот район был включен в состав Сент-Кармена в 1942 году, но его жители признали это, только когда их заставили указать свои адреса в заявлении о приеме на работу. Для них залив Саноа все еще жив, и если кто-нибудь скажет, что они временно проживают здесь, то знайте: их семьи укоренились на этой земле с XVI века. Никто не переезжает в эту дыру по собственному желанию.

Лив пролетает мимо заросших дворов и сворачивает на грязную дорогу, редкие уличные фонари освещают темную дорожку, наконец мы добираемся до центра, где находится «Мариетта», небольшой мотель, заправочная станция, бар и магазин автотоваров, в котором детишки могут кормить аллигаторов зефиром, пока их родители ждут замены масла.

За магазином проходит длинная улица, стоят дома и прячущиеся среди деревьев полуразрушенные особняки старых землевладельцев, до того как те уступили свою землю Сент-Кармену.