Нет.

Словно в трансе, я наклоняюсь и беру обручальное кольцо.

— Что это? — Спрашивает Виктор. Я слышу, как скрипит его сиденье, когда он встает. — Лука?

Вскакивая, я распахиваю дверь и кричу:

— Стейси!

Администратор вздрагивает, быстро оборачиваясь.

— Сэр?

— Кто дал тебе конверт?

— Парень-курьер.

Я поворачиваюсь к Виктору.

— Покажи записи с камер наблюдения в вестибюле.

Он приступает к работе, бормоча:

— Не хочешь просветить меня, зачем я это делаю?

Мой желудок опускается на дно, а сердце съеживается до размера гребаной горошины.

Боже, нет.

В моем сердце острая боль, когда необузданный страх отбрасывает меня на шаг назад.

Мария.

Опуская глаза на кольцо у себя на ладони, мой голос звучит хрипло, когда я говорю:

— Это обручальное кольцо Марии. Его доставили нам.

— Что? — Виктор медленно встает, шок искажает черты его лица.

Я достаю свой телефон и набираю ее номер. Когда он переходит на голосовую почту, воздух со свистом вырывается из моих легких.

— Блять!

Только не это. Что угодно, только не это.

Я пробую набрать номера Льва и Ивана, но происходит то же самое.

— Блять, блять, блять, — кричу я, гнев начинает смешиваться с паникой, сдирающей кожу с моей груди.

Виктор садится и начинает печатать, как будто от этого зависит сама его жизнь. Секундой позже он говорит:

— Тихуана. Она в гребаной Мексике.

Облегчение, которое пронзает меня изнутри, заглушается шоком от того, что ее уже перевезли через границу.

— У тебя есть устройство слежения на ней? — Спрашиваю я. — Пожалуйста, скажи мне, что это не то, что она может потерять.

— Это заложено у нее под кожей. — Виктор похлопывает себя по плечу. — Покрыто татуировкой.

Слава гребаному Христу.

— Поехали, — рявкаю я, гнев кипит в моих венах.

Я выбегаю из офиса и только собираюсь нажать на номер дяди Алексея, как Виктор говорит:

— Не делай этого. Это не то, что ты скажешь ему по телефону.

— Если я не дам ему знать, то мне конец.

— Мы поедем в особняк. Мы расскажем ему все с глазу на глаз и попросим его и моего отца помочь. Мы справимся с этим как семья.

Мы спешим выйти из здания и забраться в G-Wagon. Я выжимаю газ, наплевав на правила дорожного движения.

Когда мы въезжаем в элитный район, в котором находится особняк, нас останавливают, потому что дорога перекрыта из-за аварии. Я как раз собираюсь дать задний ход, когда узнаю внедорожник.

— Господи, блять, Боже. — Я распахиваю дверь и подбегаю ближе.

Три тела накрыты, а внедорожник перевернут так, что стоит на крыше.

— Вы не можете войти. Это место преступления, — кричит полицейский. Я игнорирую мужчину и поднимаю первую простыню, и обнаруживаю мертвого албанца. Следующим оказывается Лев, а затем Иван.

Виктор разговаривает с полицейскими, и я понятия не имею, что он им говорит, но они оставляют меня в покое.

Я смотрю на внедорожник, и мой взгляд фиксируется на чем-то, похожем на куриную царапину.

Жива.

— Мария, — стону я, почти падая на колени. Спеша к Виктору, я говорю. — Она жива. Поехали.

— Видеорегистратор, — говорит он, нагибаясь к внедорожнику и вытаскивая из него карту памяти.

Мы едем по другой дороге к особняку и останавливаемся перед ним с визгом шин.

Отец Виктора распахивает дверь, бросает на нас один взгляд, затем кричит:

— Алексей, тащи сюда свою задницу. Что-то случилось.

— Что, блять, происходит? — Рявкает дядя Алексей, появляясь в дверях. Его глаза останавливаются на моем лице, затем он делает шаг назад. — Не смей говорить мне, что моя малышка... — Его голос затихает, и он поворачивается к нам спиной, глубоко вдыхая.

— Марию похитили, — говорю я, не скрывая волнения в голосе. — Когда она ехала к вам, их сбили с дороги. Это в паре кварталов отсюда.

— У меня есть карта памяти видеорегистратора, — говорит Виктор, входя в дом.

— Я хочу увидеть, что случилось с моей дочерью и кто, блять, посмел прикоснуться к ней, — рычит дядя Алексей, когда мы все следуем за Виктором.

Мое сердце все еще колотится в груди, во рту пересохло от шока. Такое чувство, будто меня ударило током, мой разум гудит от энергии, но я не могу сосредоточиться достаточно долго, чтобы все это обрело смысл.