Я стараюсь не задеть тело Марии, когда выхожу из самолета и несу ее к ним.

— Спасите мою малышку, — умоляет дядя Алексей одного из врачей, пока я укладываю ее на носилки.

— Я сделаю все, что в моих силах, сэр, — отвечает она, прежде чем они подталкивают ее к лифтам. Мы все следуем за ними, и, заходя внутрь, я беру Марию за левую руку. Мой большой палец касается ее пустого безымянного пальца, и клянусь, в следующий раз, когда я надену ей свое кольцо, скажу ей, как сильно я ее люблю.

Прямо перед тем, как двери открываются, я наклоняюсь к ней и прижимаюсь поцелуем к ее губам.

— Вернись ко мне.

Двери открываются, и я отступаю, когда они вывозят ее из лифта и везут по коридору.

Мы останавливаемся у двойных дверей, и медсестра советует нам подождать в приемной.

Никто не произносит ни слова, между нами висит тяжесть произошедшего.

Мы никогда не думали, что кто-то может противостоять Братве и итальянской мафии.

Мы думали, что непобедимы.

Мы ошибались.

Я опускаюсь на стул и закрываю лицо руками.

— Это были албанцы, — бормочет дядя Алексей.

— Они месяцами пытались проникнуть на территорию Луки, — сообщает Виктор нашему крестному отцу.

Она была моей женой всего три дня, а это значит, что они следили за каждым моим шагом.

— Они планировали эти нападения некоторое время, — говорю я. — Это не последнее. — Я поднимаю голову и смотрю на каждого из остальных мужчин. — Как только Мария вернется домой и ей станет лучше, я вступлю с ними в бой.

— Мы, — рычит дядя Алексей. Он встречается со мной взглядом. — Мы вступим с ними в бой.

Глава 25

ЛУКА

Тетя Белла и тетя Ариана врываются в комнату ожидания, мои родители следуют за ними.

Моя мать была с моими тетями, когда случилось это дерьмо, и дядя Алексей позвонил им только после того, как мы добрались до больницы.

— Что, блять, случилось с моей дочерью, — кричит тетя Белла.

— Ее похитили албанцы, — объясняет Виктор.

Глаза тети Беллы полны ярости и беспокойства, когда она встает перед своим мужем.

— Почему это произошло? — Она направляет свой гнев на меня. — Почему ее не защитили?

Когда Виктор делает шаг вперед, я хватаю его за руку и качаю головой.

— Это на моей совести.

Все взгляды обращаются ко мне, когда я говорю:

— Я беру на себя всю ответственность. У нее должно было быть больше охраны. — Я качаю головой, в моем голосе слышится сожаление. — Я не смог уберечь Марию, и этого я никогда себе не прощу.

— Я тренировал Ивана и Льва, — бормочет дядя Алексей. — Они были хороши.

Я качаю головой.

— У Марии должна была быть целая свита охранников. Это на моей совести.

— Боже мой, — плачет тетя Белла. — Может, не будем сейчас устраивать долбанное соревнование. — Она указывает на меня, Виктора и дядю Алексея. — Вы все подвели мою маленькую девочку, и я клянусь всем святым, если она не выкарабкается, будут четверо похорон.

— Детка, — бормочет дядя Алексей, пытаясь взять ее за руку.

Тетя Белла отстраняется от него, ее латиноамериканский темперамент разгорается все сильнее.

— Не деткай мне.

Она подходит и встает передо мной, ее глаза холодны как лед.

— Я хочу голову человека, который сделал это с моей дочерью, на золотом гребаном блюде.

Я киваю, молча клянясь найти и убить того, кто причастен к покушению на жизнь моей жены.

Ее подбородок дрожит, затем она спрашивает:

— Ты хотя бы сделал ее счастливой последние три дня?

— Я любил ее всем сердцем.

Лицо тети Беллы искажается, и она поворачивается к дяде Алексею за утешением.

Нуждаясь в минутке одиночества, я выхожу из комнаты ожидания и бесцельно иду по коридору.

Не прошло и трех дней, а я уже подвел Марию. Она была моей, и я должен был ее защищать. У меня должна была быть армия, охраняющая каждый ее шаг.

Это такая горькая пилюля, которую нужно проглотить, что я чуть не подавился ею.

Я останавливаюсь перед окнами от пола до потолка и тупо смотрю в ночь.

Пожалуйста, переживи это.

Я чувствую руку на своей спине, затем мои родители подходят и встают по обе стороны от меня. Мама берет меня за руку, в то время как папа обнимает меня сбоку.