Виктор засовывает карту памяти в свой ноутбук и получает доступ к записи с видеорегистратора. Он быстро перематывает запись на начало сегодняшнего дня, и я мельком вижу дорогу. Внезапно все становится размытым, когда внедорожник попадает под удар, его трижды переворачивает, прежде чем он резко останавливается, открывая нам вид на грузовик и два седана.

— Гребаные албанцы, — бормочу я, когда мужчины выбираются из своих машин. Сильная ярость пронзает меня с силой урагана.

Дядя Дмитрий открывает свой ноутбук и начинает печатать, говоря:

— В доме на том углу есть камера наблюдения у ворот.

Виктор бросает взгляд на ноутбук своего отца, протягивает руку и открывает совершенно другой экран.

— Так быстрее. Ты стареешь.

— Отъебись, — бормочет его отец, когда они получают доступ к камере, с которой открывается лучший вид на улицу.

Ужас охватывает меня, когда я вижу, как Мария выползает из-под обломков. Она пытается встать.

— Сломанные ребра, — стонет дядя Алексей. — Моему ребенку трудно дышать.

Поднимая руку, я хватаю себя за волосы, наблюдая, как моя жена скидывает туфли и принимает боевую стойку.

— Господи, — шепчу я, когда она бросается на ближайшего к ней мужчину и одним движением валит его на землю.

— Это моя девочка. Борись, — подбадривает ее дядя Алексей, его дыхание учащается. — Мне нужен звук! — он кричит, когда она что-то говорит.

Виктор берет ноутбук у своего отца и перематывает, затем набирает что-то в коде на другом экране, прежде чем снова нажимает кнопку воспроизведения.

‘Вы знаете, кто мои отец и муж? Вы имеете хоть какое-нибудь гребаное представление, кто мой брат?’ — Она болезненно втягивает воздух, затем ее тон становится убийственно спокойным, когда она говорит, ‘Вы покойники’.

‘Koha per te vdekur, kurve,’ — говорит один из албанцев.

— Время умирать, шлюха, — бормочет нам Виктор перевод.

Осознание того, что это произошло после того, как она нацарапала сообщение на внедорожнике, вырывает мое сердце из груди.

Я не могу смотреть, как она умирает.

Блять, нет.

Я делаю шаг назад, но мои глаза остаются прикованными к экрану, когда я наблюдаю, как все мужчины нападают на женщину, без которой не могу жить.

— Я... — Мое дыхание учащается, когда я наблюдаю, как она борется со всеми силами, что у нее остались. Мои эмоции выходят из-под контроля, и у меня перехватывает горло.

Она отбивается от четырех мужчин в своем и без того раненом состоянии, прежде чем один из них ударяет ее. Обе мои руки запускаются в волосы, и, клянусь, я чувствую боль, которую она испытывает, когда падает на дорогу.

Тем не менее, моя женщина с трудом поднимается на ноги, спотыкается, затем падает на колени.

‘Я пыталась, папочка,’ — хрипит она.

Я хочу вырвать воздух из своих легких и отдать его ей.

Мария заваливается на бок, теряя сознание, и когда ублюдок перекидывает ее через плечо, внутри меня все замирает.

Когда я смотрю, как они загружают ее в один из седанов и уезжают, гнев сменяет беспокойство, страх, потрясение.

Неистовая ярость захлестывает меня, я опускаю руки и глубоко вдыхаю.

Я иду за тобой, мой маленький боец. Просто держись.

— Время, блять, поохотиться, — рычит дядя Алексей, в его голосе слышна смерть.

Глава 23

МАРИЯ

Ублюдки перевязывают огнестрельную рану на моей ноге, чтобы я не истекала кровью у них на глазах, пока они будут пытать меня.

Просто охуенно.

Как бы я ни держалась, я не готова лишиться частей тела.

Мой разум переполнен паникой и болью, что затрудняет попытки придумать план побега.

Тебе просто нужно найти способ выиграть время, пока за тобой не приедет твоя семья. Они проверят устройство слежения и увидят, где ты находишься.

Единственное из плюсов, это то, что они опять не стали меня связывать. Наверное, думают, что я ничего не могу сделать из-за ранения в левую ногу.