— А вот захотелось!

— Дурак!

Застыв, как бывает с туго соображающими пьяными людьми, Саша подумал о чём-то, переключился и, глядя в сторону, начал декларировать:

— Ты как сказала, что я разведённый, потрёпанный жизнью, поэтому не подхожу… мне так гадко стало! От самого себя. В самом деле, что я такое? Жил непонятно как, опыт нажил такой себе… Деньги? Что эти деньги? Есть и есть. Счастья никакого. И вот я со всем тем, что, думал, будет что-то значить, иметь вес, никому не нужный. Что за жизнь такая?

У меня в груди странное чувство возникло. Вроде бы и жалко, и в то же время гнев. Ну, хорош, мужик под сорок ноет от того, что не устроен? А чья в том вина? Разве не его собственная? Он же заливал мне про то, что люди способны преодолевать обстоятельства, только не хотят.

— Для начала пить бы бросил, может, кому и приглянулся бы.

Он посмотрел на меня.

— Ну вот тебе же не приглянулся.

— Так я тебя и вижу почти всё время пьяным!

— А если брошу?

— Езжай к себе, а?

Но силы его, видимо, подошли к концу, и он опять плюхнулся — почти упал — на ступеньки моего подъезда. Подтянул бутылку и прямо из горла допил остаток. Я сомкнула веки, пытаясь успокоиться и глубоко дыша.

— О чём вы спорите? — понял по нашей интонации Набиль.

— Пытаюсь отправить его домой.

— Он далеко живёт? Мы могли бы его подвезти.

— Он… где-то снял тут жильё, мы же не из Парижа.

— Похоже, у него нет сил никуда ехать, — указал Набиль на Александра, после очередного глотка положившего голову себе на колени и начавшего задрёмывать. Я испугалась и потрясла его за плечо:

— Саша! Саша! Не спи! В какую гостиницу тебя отвезти?

— Мм! — повёл он плечом, стряхивая мою руку. Даже не поднял лица.

— Саша!

— Отстань.

— Помочь тебе завести его домой? — спросил Набиль.

— Что?! — опешила я, забыв на миг о созданной легенде.

— Ты… не пускаешь домой брата? — прищурился он непонимающе.

Господи, что он подумает обо мне, о моей семье? У меня непьющие братья! Настоящие которые.

— Пускаю, конечно…

— Давай уложим его, а то он, кажется, уснёт на лестнице. Как его зовут?

— Алекс, — недолго пришлось сочинять мне. Просто перевела имя.

— Алекс! Эй, — потряс его Набиль, — вставай, идём.

Пригнувшись, он подхватил его под руку, приподнял. Что было тяжело. Александр значительно здоровее Набиля. Я придержала его с другой стороны. Что я делаю? Боже мой, теперь у меня в квартире будет ночевать какой-то алкоголик? Я стала лучше понимать название фильма «Ирония судьбы». Вот уж правда. Только мне совершенно не понятно, как главная героиня потом ещё умудрилась влюбиться! Это же отвратительно! Какое-то животноподобное создание с несвязной речью мешает тебе жить, врывается без спроса, позорит тебя. Нет, это совсем не смешно и не романтично, только на экране подобная дикость может казаться занимательной, но никак не в реальности.

Мы кое-как втащили его в подъезд. Потом в лифт. Затем — из лифта. Открыв квартиру, я указала на кухонный диванчик:

— Опускай сюда, у меня больше и положить-то некуда.

Придерживая, чтоб Саша не рухнул, я помогла Набилю уложить его. Посапывая, он повертелся и, отвернувшись от включенного света, попытался продолжать спать. Мы постояли молча, переводя дыхание. Я пристыженно посмотрела на Набиля.

— Прости, что вечер вот так закончился…

— Ничего. Всякое бывает. Часто он напивается?

— Не знаю. Это… двоюродный мой брат, не родной. Не так уж и часто мы видимся.

— Почему же он пришёл к тебе?

— Ну… думаю, что в Париже у него не так много знакомых, к кому ещё можно пойти.

Я заметила, что воротничок его дорогой рубашки загнулся в ходе всей этой возни, и поправила его.

— Спасибо за помощь. За то, что… адекватно всё воспринял.

— Не за что. Увидимся завтра? — улыбнулся он приободряюще.

— Конечно! Выпровожу… Алекса, и наберу тебе.

Вернувшись в прихожую, чтобы проводить Набиля, я смотрела, как он вновь обувается. Как не хотелось оставаться в квартире с посторонним! Спасало, что он уснул беспробудно, но всё-таки… Как я позволила завести себя в подобную ситуацию? Нет, Лена, врать нельзя, вот к чему это приводит.

— А что значит «саша» по-окситански? — поинтересовался Набиль.

— Саша? — сипло переспросила я, начиная нервничать уже от одного этого имени.

— Ты говорила брату «саша, саша». Это ругательство какое-то?

— А-а! Нет, это… это и значит «брат».

— А! Ну, значит, у меня тоже есть саша, — улыбнулся Набиль. Я вымученно просияла, не опровергая этого. Верно говорят, ложь — это снежный ком. Если солгать в одном, то потом из этого уже не выберешься. Я вот начала создавать фальшивый окситанский язык. Благо Набиль не спросил, что такое «хер», за что бы я это слово выдала? За «спасибо»? — Добрых снов, Элен, — привлекли меня к себе сильные руки и обняли. Отключившись от всех неприятностей, я растворилась в поцелуе.