— Зачем звали меня, если тут был он? — в силу своей непосредственности, не исчезающей несмотря на все кабинетные интриги и людскую нечистоплотность в научных кругах, полюбопытствовала я.

— Надо же ответственность на кого-то взвалить, — пожала она плечами.

— Какую ещё ответственность?

Жестом она подозвала меня поближе и, когда я подошла, наклонилась вперёд, чтобы говорить тише:

— Господа Сафриви — те ещё личности, им не угодишь — потом проблем не оберёшься, вот наш дорогой профессор и не захотел рисковать и связываться.

— А меня подставили? — дошло до меня. В ответ — пожатие плечами, говорящее «а что поделать?». — А кто они такие, эти Сафриви?

— Марокканские миллиардеры. Отец этого, — указала женщина на лестницу, по которой я спустилась, намекая на того, с кем я час общалась, как с вполне себе воспитанным и тактичным, — прославился своими выходками, когда ему что-то не нравится. То ему блюдо в ресторане не нравится, и приходится увольнять повара, то его водитель резко вёз, так говорят потом всю фирму по подбору шофёров прикрыли.

— М-да уж, — только и протянула я. То есть, если выбранный мною подарок не понравится какому-то там получателю, то на меня потом поступит жалоба с требованием уволить?! О нет, куда же я подамся? У меня работа мечты, и я не хочу терять её! Зная, что зря заранее нагнетаю, и всё вполне может обойтись, я не могла всё же перестать думать, что вот-вот сверху низойдёт повеление «гнать в шею мадмуазель Бланш по причине некомпетентности». И что дальше? Опуститься до музейного смотрителя? Довольствоваться только преподаванием? Но я хочу заниматься искусствоведением, иметь доступ к картинам, посещать галереи!

Вся в растрёпанных чувствах и страхах я вышла на улицу, и чуть не угодила под выезжавшую из-за угла машину. Она резко дала по газам, а я, отшатнувшись назад, прищурилась от слепящего летнего солнца. Водительское окно опустилось, и я увидела того, из-за кого здесь оказалась.

— Вас подвезти? — спросил Сафриви-младший. Или сколько их? Или как его лучше обозначить?

— Спасибо, но мне близко, — махнула я в сторону Лувра.

— Но вы же сюда только из-за моего дела приехали? Разрешите вернуть на место.

Он лучезарно улыбался, а я думала, насколько фальшива эта любезность? Ведь если я облажаюсь и не угожу, то на меня спустят собак. И всё же, разъезжать постоянно на такси дороговато, идти пешком — жарко, а ехать не больше двух минут удобно и быстро, общество не затянется.

— Хорошо, спасибо, — согласилась я и, обойдя машину, села на переднее пассажирское. Пристегнулась.

— Вас к Лувру?

— Да, — помолчав несколько секунд, я не удержалась и решилась: — Если подарок не понравится тому, кому он предназначается, я смогу как-то узнать об этом?

— Вам в самом деле будет это интересно? — вновь приподнялась его бровь, а за ней и другая. Как кошачий хвост выдаёт настроение хозяйки, так и эта часть его лица была удивительно подвижной, играя эмоциями над серьёзными глазами.

— Очень, особенно если от этого будет зависеть моё будущее, — прямо признала я. Мне часто делали замечание, что я слишком откровенная и не умею при себе оставить мысли. «Не всё надо говорить!» — убеждали меня, но я по-другому не умела, даже если пыталась. Всё равно срывалась и выговаривала то, что меня беспокоило.

— Ваше будущее?

— Извините, — вздохнула я, не в силах теперь развёрнуто объяснить, что узнала и откуда. Но он, к счастью, понял без дополнительных слов:

— Вы думаете, что если картина не понравится, то я разозлюсь на вас? — Я неловко пожала плечами, не решаясь посмотреть на него прямо. — Да бросьте, это никак на вас не отразится, — полпути уже было преодолено, — а вы могли бы мне заодно посоветовать, где лучше поужинать в Париже? Я был тут до этого года два назад.

Я смутилась:

— Боюсь, в ресторанах того уровня, который пришёлся бы вам по душе, я не бываю и посоветовать ничего не смогу.

Выдержав паузу, он вдруг спросил:

— А вы бы со мной не поужинали?

— Я? — настала моя очередь изумляться. Растопырившиеся глаза воззрились на него. — Нет, не думаю.

— Почему?

Потому что восточные мужчины никогда не воспринимают нас, европеек, всерьёз. Потому что всё, что вы думаете о нас — это оскорбительно по большей части. Он видит перед собой меня, голубоглазую натуральную блондинку, экзотику для него, и думает, что я поведусь на деньги или его обаяние, рождённое из них же? Нет, я презирала подобное отношение и всё, что могла сделать — отвечать взаимностью и не воспринимать их всерьёз.