— К себе не зовут, сами не ходят. Что же они делают?

— А ты всё-таки замыслил постель?

Поймав мой взгляд, он потянул несколько секунд с ответом, пока мои щёки не вспыхнули под огнём его глаз. И тогда сказал:

— Мог бы я называться мужчиной, если бы не думал об этом, глядя на тебя?

— Запретить думать никому ничего не могу, — смутившись, присосалась я к чашке с кофе. Должно быть, мне не хватало элегантности и утончённости истиной француженки, но отсутствие оттопыренного мизинчика вряд ли так сразу выдаст, что девица из условного Мухосранска, а не Прованса.

— Это верно. Мечты и желания непослушны, они всё равно возвращаются в голову, как их оттуда не гони!

— У тебя есть мечта?

— Она сбылась — я ужинаю с тобой.

Красиво говорит, как и все восточные красавцы. Но мне не восемнадцать лет, чтобы принимать всё за чистую монету.

— А что-то более глобальное? Долгосрочное?

— Даже не знаю… я обычно называю это поставленными задачами и целями, а не мечтами.

— Значит, ты не романтик.

— А ты о чём мечтаешь?

— Разбираться в живописи так же хорошо, как Беренсон, хотя он критиковал современное ему искусство… — Брови Набиля удивлённо приподнялись, и я притормозила. — Что?

— Я думал, что девушки мечтают о кольце, прекрасном принце и дворце.

— А я уж подумала, что ты не знаешь, кто такой Беренсон.

— И это тоже, — засмеялся Набиль.

— Это искусствовед прошлого века. Он разработал методику, по которой можно было распознавать принадлежность полотен тому или иному мастеру. Я бы хотела угадывать авторство картин с первого взгляда — потрясающая сверхспособность! — видя, что Набиль продолжает пребывать в некотором онемении, я придержала коней. Стоит заговорить об искусстве, и всё — меня несёт галопом. — Ну, принц тоже неплохо, но на всех не напасёшься. Вымирающий вид.

— Я знаю одного, но он уже женат.

— Серьёзно? Настоящий принц?!

— Да, наследный принц Марокко, Мулай, — помешкав, будто не зная, не будет ли это выглядеть понтёрством, Набиль всё же закончил: — Он мой друг, это ему в подарок я выбирал картину.

У меня чуть чашка из рук не выпала. Я помогала подбирать картину в подарок принцу! Настоящему!

— Вау… — только и смогла издать я краткий звук.

— Ты удивительная, Элен, как и твои мечты.

— Разве?

— Обычно хотят достичь профессиональных высот, чтобы много зарабатывать, и конечной мечтой всё равно является прибыль или приобретение чего-то материального. А ты… хочешь сверхспособность!

— А ты в детстве не мечтал о ковре-самолёте? Или уметь становиться невидимым?

— В детстве — возможно…

— А у меня оно, видимо, затянулось, — улыбка моя была озорной, и в то же время пристыженной, — я младшая в семье, это отразилось на поведении, мне кажется.

— У тебя есть брат или сестра?

— Два брата, две сестры.

— Ого! Богатая у вас мама.

— А у тебя?

— Нас трое. Я — старший.

— Тоже неплохо.

Если бы мы поженились, вышло бы такое огромное объединённое семейство! Господи, Лена, о чём ты уже думаешь? Ты серьёзно собралась замуж? Тебя туда не звали, тебя, скорее всего, хотят развести на секс или держать любовницей. Да, но, если уж мы заговорили о мечтах — мечтать не вредно. Почему я не могу позволить себе в воображении выйти замуж за Набиля (принявшего православие, разумеется) и наслаждаться там нашим семейным счастьем?

Примечание:

[1] «Мой бог!» (дословно) аналогично русскому «Господи!»

Закончив ужин, мы решили пройтись по Марсовому полю. Набиль предложил, и я не смогла отказаться. Вечер выходил чудесным, и не хотелось его быстро заканчивать. Когда ещё гулять, если не тёплыми летними вечерами? Мы шли вдоль подстриженных самшитов, выстроившихся ровной аллеей, и не касались друг друга. Его руки были в карманах, мои — на сумочке.

— Могу я поинтересоваться твоими планами на выходные? — спросил он.

— Ну-у… обычно я стараюсь сходить в театр или на какую-нибудь выставку.

— Не против, если я составлю тебе компанию?

— Нет, не против, — пожалуй, слишком быстро согласилась я.

— Тогда выберешь, куда мы пойдём — и сообщишь мне, я возьму билеты.

— А сам ты не хочешь выбрать?

— Я ничего не понимаю ни в театрах, ни в музеях. Доверюсь эксперту.

Он остановился на углу аллеи. Вытащил ладонь и, протянув её, взял мою руку. Я вздрогнула, посмотрев на это, но тотчас застыла в нерешительности: отобрать руку или оставить? Почему мне так тревожно? Что это за чувство? Так горячо стало! Неужели мне это нравится? Нравится — да, но вся моя моральная сущность восстала и кричит, что происходит нечто нехорошее. Касание рук — нехорошее? Как же я старомодна! Набиль, пользуясь моим замешательством, подтянул меня к себе, попытавшись положить вторую ладонь на талию. Здесь уже я не выдержала и воспротивилась. Выставила руку, сохранив между нами расстояние.

— Не нужно.

— Почему?

— Здесь столько людей ходит…

Набиль поозирался по сторонам. Да, гуляющие парижане и туристы, куда без них?

— Если бы я попытался с тобой уединиться, ты бы подумала, что я тащу тебя в постель. Прилюдно тебя тоже всё смущает. Как же быть?

— Не торопить события? — растерянно предположила я.

— Разве я тороплю?

— Мне кажется — да. Это ведь первое наше свидание…

Не настаивая, он улыбнулся и сбавил обороты. Оставляя, всё же, одну мою ладонь в своей.