уже успела помечтать, как она организует карандашную мастерскую, но пришлось

распрощаться с этой мыслью. Одна радость: обошлась без свинцовой палочки, воспользовавшись обожжённым в печи стержнем из сажи с белой глиной, а то от свинца на

пальце какая-то бяка образовалась.

— С окошка не дует? — обеспокоенно спросил дед. — Волоки ты не захотела ставить, а с

ними всё теплее было бы.

— Я в щели тряпичных обрезков подоткнула, а на ночь полотном завешиваю, так что не

дует.

Боярин подошёл, поводил ладонью возле окна и удовлетворенно кивнул. Вновь повернулся к

изукрашенной стене и увидев что-то новое, крякнул:

— Ну и затейница ты, Дуняшка! А это что? — Еремей пригляделся и увидел, что в дальнем

углу сундук не просто так поставлен на бок. Он-то, грешным делом, подумал, что хозяюшка

светлицы не придумала, куда поставить второй сундук и задвинула подальше. Боярин подошёл

и к своему удивлению убедился, что дверцы у сундука переделаны и теперь его не поставишь, как должно.

— Ерунда какая-то! — хмурясь пробормотал он и потянул за одну из створок. Та легко

поддалась и взгляду боярина предстала висящая на поперечной перекладине одежка. Каждая

рубаха, сарафан, летник и всё остальное покоилось на хитро сложенных деревяшках.

— Что это? — опешил дед.

— Короб для одежды.

— Я понял, но зачем?

— Чтобы ничего не сминалось и увидеть сразу, не завелась ли моль. Да и удобно…

— Ой-ли! А не из-за лени ли ты это выдумала? Следить за вещами в сундуках — женская

повинность, а коли так висеть будет, так чем тебе заниматься?

— Деда! — обиженно воскликнула Дуня, и Машка поддержала её возмущенным взглядом.

Милослава же закусила губу, опасаясь, что батюшка Еремей повелит не портить сундуки ставя

их на бок.

Боярин погрозил пальцем, пряча улыбку в бороде и обратился к сыну:

— Погостили на женской половине и хватит. Пошли-ка, поговорим, да и вечерять пора.

Милослава проводила свекра с мужем, а сама подозвала посланницу, вернувшуюся от

Кошкиных.

— Ну?

— Внизу Ирина Владимировна дожидается. Я её тайком провела, чтобы она тишком всё

посмотрела и боярыне Евпраксии Елизаровне доложила, что видела.

— Ишь ты, тишком посмотреть? Осторожничает Кошкина, — нахмурилась Милослава. —

Ну что ж, веди нашу гостью, да скажи Парашке, чтобы у меня в светелке собрала наливочек с

закускою. Посидим с Ириной…

Милослава замолчала и, коротко глянув на замерших дочерей, вновь окрикнула недавнюю

посланницу:

— Ты Парашке скажи, чтобы в дар Иринке подготовила шкурку… ту, что мне на ворот

оказалась мала.

— Все скажу, матушка… побежала я, а то гостья заждалась.

Милослава тяжело вздохнула и с досадой молвила дочерям:

— Ничего толком не сказал наш боярин-батюшка.

— Но дедушке всё понравилось, — возразила Маша.

— Понравилось, — кивнула Милослава, — но будет дожидаться слова отца Варфоломея, —

боярыня ещё что-то хотела добавить, но посмотрев на девочек, ограничилась коротким: — Как

тот скажет, так и будет.

И видя, что девочки расстроились, погладила их по головам:

— Ничего, мы же не сидим сложа руки? Сейчас Ирину уважим, а она в тереме Кошкиной за

нас слово скажет. Вот у нас сильная заступница и появится.

Послышались голоса, а к Милославе подбежала Парашка, чтобы накинуть поверх горничной

(домашней) рубахи распашной шушун, и Милослава поспешила встретить гостью. По статусу

она была выше дальней родственницы Кошкиной и могла бы встретить Иринку в своей

комнатке, но сама Кошкина стояла несоизмеримо выше Милославы и сейчас надо было

показать уважение к Евпраксии Елизаровне через встречу Ирины.

Машуня увела Дуню к себе, чтобы мама могла без лишних глаз показать её светелку и без

оглядки вести разговор. Девочки еле успели прошмыгнуть, чтобы гостья не застала их

неодетыми. То есть, на них была нижняя рубашка и поверх неё расшитая горничная, но в этом

позволялось ходить только в кругу домочадцев.

Дуня с Машей еле дождались, когда уйдет тетя Ирина. А когда повеселевшая мама сказала, что завтра им ждать Евпраксию Елизаровну, то Дуняша даже уснуть не могла. Ситуация с