росписью вызывала у неё двоякие чувства. С одной стороны она всерьёз обеспокоилась из-за

поднявшегося шума вокруг её работы, а с другой ей не верилось, что из такой ерунды кому-то

не стыдно раздуть скандал с последствиями. Она могла бы нарисовать действительно

шокирующие вещи, но выбрала милый, подходящий её возрасту сюжет и, к полнейшему своему

изумлению, ошиблась.

Дед только крякнул, когда услышал, какая важная гостья завтра посетит его дом, но был

доволен. А Милослава торжествующе посмотрела на него и весь вечер сидела, как царица.

А на следующий день случился коллапс! Не успела прибыть боярыня Кошкина со своими

женщинами, отведать наливочки и посмотреть чудо-картину, как заявился отец Варфоломей. У

Дуни даже сердце сжалось в предчувствии неприятностей. Она с тоской посмотрела на

Кошкину и потупила взгляд.

Боярин Еремей велел Милославе спуститься и чинно попросил разрешения войти в Дунину

светелку вместе с отцом Варфоломеем. Разрешила. Отец Варфоломей вошёл и застыл. Повисла

гнетущая тишина. Потом он вплотную подошёл к иконе, перекрестился, благословил

присутствующих.

— Постилась ли ты, Дуняша, перед тем, как браться за кисти? — первым делом спросил отец

Варфоломей.

Дуня от неожиданности только глазами хлопала, но мама помогла:

— Мы соблюдаем все посты, и ты знаешь об этом.

— Но тут особый пост, чтобы очистить душу перед…

— Уж если у ребенка душа грязная, то… — громогласно влезла боярыня Кошкина. Она

сидела в креслице за рабочим столом Дуняши и неодобрительно наблюдала за отцом

Варфоломеем. Её перекосило уже тогда, когда священник оставил уличные следы на чистом

девичьем коврике.

Да и Иринка вчера рассказала, зачем нужна её поддержка Милославе Дорониной, и та

решила, что если ей понравится расписанная стена, то она заступится.

Евпраксии Елизаровне с первого взгляда очень понравилась светелка маленькой Дуняши, как

и сама малышка. Она хотела с ней пообщаться, чтобы убедиться, что девочка сама всё

рисовала, но ей помешали.

— И что означает сия фреска? — проигнорировав выпад боярыни, непривычно ласково

спросил отец Варфоломей.

Дуня насторожилась и мысленно возмутилась: ничего не означает! И шторы ничего не

означают, как и кровать, испачканный уличной грязью коврик, сундук… Но надо было отвечать

и искать смысл в детской картинке, а то придумают за неё.

— Дерево, — сглотнув, начала говорить Дуня, — это наш мир. А животные… они наше

настроение, — тщательно подбирая слова, она пыталась выразить свою мысль коротко, чтобы

не дать повод прицепиться к пояснениям.

— Настроение? — всё же заострил внимание отец Варфоломей.

— Волк выискивает, чем поживиться; зайцу надо всё успеть и никому не попасться; улитка

рада тому, что просто живёт…

Дуня замолчала. Лица взрослых вытягивались в удивлении, и она поняла, что наговорила

уже достаточно.

— Хм, вот оно как. Улитка рада тому, что просто живёт, — глубокомысленно повторил отец

Варфоломей. — Значит, ты решила, что можешь наделять бездушных тварей божьих

собственным предназначеньем? Решила оспорить…

— Гхм, — кашлянул дед и строго посмотрел на него.

Дуня колебалась между тем, чтобы заплакать и подбежать к матери и тем, чтобы гордо

посмотреть на своего личного врага, а отец Варфоломей — её враг. Но решать не пришлось, её

лицо само по себе сделалось насупленным, а сжатые кулачки привлекли взгляд Кошкиной.

— Почто дитя светлое гнобишь? — боярыня грозно пристукнула посохом и подалась в

сторону отца Варфоломея. — Кто дал тебе право изничтожать божью искру в сердце ребёнка?

Дуня вскинулась и с восхищением посмотрела на Кошкину. От той веяло силой и властью.

Вот такой должна быть боярыня! А отец Варфоломей сдулся, если употреблять приличные

слова, и тем противнее он стал для Дуни. Дрянной человек! И, кажется, к этому же выводу

пришёл дедушка, но не спешил что-либо говорить.

Установившуюся тишину разбила Милослава.

— Прошу дорогих гостей откушать, — пропела она, выпроваживая всех в общую горницу.

Там гости разделились. Обычно за столом все сидели вместе, но когда появлялись чужие, то

женщинам накрывали отдельный стол или они вовсе уходили на свою половину. Сейчас