–  Я больше не буду, - вдруг по-детски говорит Мишка.

–  Будешь. Один раз предал - еще предашь. Это закон. И потом, ты уверен, что она именно от тебя беременна?

Нина Елизаровна уходит в квартиру. Оскорбительно щелкает замок.

Со звериным воем Мишка барабанит в дверь кулаками…

Страшный стук несется по всей квартире!

–  Я морду набью этому подонку!
– возмущается Виктор Витальевич.

–  Он два года в десантных войсках отслужил. Он вас на куски разорвет, - с удовольствием говорит Настя.

–  Тогда милицию вызвать.
– Виктор Витальевич берет трубку.

–  Положи трубку на место!
– приказывает Нина Елизаровна.

Стучит Мишка кулаками в дверь, вопит истошно…

–  Что ты мучаешь его, Настя?!
– кричит Лида.

Пьяненький Александр Наумович наполняет водкой две рюмки:

–  Я бы с удовольствием с ним познакомился.

–  Ничего интересного, папа. Слабый, бесхарактерный, не очень умный, - говорит Настя.
– Наверняка поддатый сейчас. Постучит немного, выйдут соседи по площадке, отправят его в каталажку.

–  Нет. Этого допускать нельзя, - Евгений Анатольевич встает из-за стола.
– Это постыдно. Как его зовут?

–  Мишка… - Настя не на шутку встревожена.- Осторожней, Евгений Анатольевич! Он все приемы знает.

–  Ну да авось… - и Евгений Анатольевич направляется к двери.

Полумертвый, высохший бабушкин мозг заполняется страшным стуком. Челюсть отвалилась, рот кривится в беззвучном вопле, стекает слюна на подбородок, в широко открытых глазах дикий ужас…

–  Настя-а-а!..
– кричит Мишка и молотит в квартиру.

Но тут дверь неожиданно распахивается, и Мишка видит перед собой Евгения Анатольевича, который говорит ему:

–  Михаил, ты бы вел себя поприличнее. А то ты этим только Настю расстраиваешь. А в ее положении сейчас, сам понимаешь, огорчаться нельзя ни в коем случае.

–  Ах ты ж, козел старый! Я счас из тебя, курва, такую макаку сделаю - по чертежам не соберут, падла!..
– орет Мишка.

–  Ну что же ты так нервничаешь? Приди завтра, трезвенький, поговори как человек. А то соседи сейчас выйдут и отправят тебя куда следует.

–  Как же! Выйдут! Никто носа не высунет! Ну, иди, иди сюда, бздила!

–  Тьфу ты, боже мой… Ну как с тобой разговаривать, Миша?

–  Да кому ты нужен, сука, со своими разговорами?!

–  Вот это верно, - опечаленно говорит Евгений Анатольевич.
– Видать, разговорами не обойтись.

Не успевает Мишка принять боевую стойку каратиста, как Евгений Анатольевич дважды резко бьет его в солнечное сплетение - слева и справа.

Он подхватывает падающего, теряющего сознание Мишку, заботливо усаживает его на ступеньки, садится рядом и обнимает его за плечи:

–  Ну, все… Все. Успокойся, сынок. Сейчас пройдет… Это ненадолго…

Часам к двенадцати ночи обессиленные Нина Елизаровна, Настя и Лида, уже переодетые в старенькое, домашнее, с измученными лицами, сидят за опустевшим столом с грязной посудой, остатками еды и пустыми бутылками.

Бабушкина комната прикрыта.

Лида выливает себе в рюмку остатки коньяка.

Нина Елизаровна нервно трет виски - мучается головной болью.

Настя достает пачку «Пегаса».

–  О ребенке подумай, - негромко говорит Лида.

Настя благодарно ей улыбается, комкает пачку и бросает в кучу грязной посуды. И видит на комодике отцовский кларнет.
– Папа опять кларнет забыл…

–  Ах, молодец Маринка!
– потягивает коньяк Лида.
– Ах, хваткая девка! Мощнейшая провинциальная закваска! А ведь какой серенькой мышкой приехала к нам на первый курс!

–  Что же делать с квартирой? Надо что-то с квартирой решать, - трет виски Нина Елизаровна.
– Появится маленький…

–  Маленькая, - поправляет ее Настя.

–  Деньги, деньги… - говорит Лида.
– Сейчас за деньги…

–  Ма, давай красное дерево толкнем - на него жуткие цены сейчас!
– оживляется Настя.

–  А на что не жуткие?
– усмехается Лида.

–  Единственное, что от дедушки осталось, - грустно говорит Нина Елизаровна.
– Да и не купит никто в таком виде. Реставрировать надо. Опять деньги! Господи-и-и! Да когда же мы жить-то начнем по-человечески?! Ну сколько можно? Ну смешно же прямо! Говорят, говорят, говорят! Уши ведь уже вянут!