Но это потом… Пока продолжаю пользоваться ситуацией, прощупывая реакцию. Приятно, кстати, вот так трогать. Тактильный кайф. Кожа нежная.

Не сдерживаюсь и смотрю на Крючкову — и вот это, похоже, зря. Она тут же «находит» попкорн и резко убирает руку из моей. Эх… Но ведь позволяла касаться, гладить. Случайностью это всё не назовёшь.

А значит, и поцеловать можно уже сегодня. Не буду тянуть. Как подарю ей цветы, так и полезу. Они пока ещё в машине лежат, благо, с водой, нормально продержатся.

— Забирай себе, — протягиваю попкорн. — Мне больше не хочется.

Можно было, конечно, предложить вместе его есть и вот так соприкасаться, но с Викой не хочется по тонкому льду ходить. Облом после небольшого, но успеха, вдвойне неприятен будет. А что-то мне подсказывает, что во второй раз Крючкова не позволит мне её как-либо трогать. Руку так выдёргивала, будто в себя пришла и врасплох её застал. Она же упрямая — значит, больше не допустит.

Хотя с поцелуем всё равно рискну. Он того стоит.

Вика ничего не отвечает, просто забирает попкорн, но ест уже реже. А фильм уже к развязке подходит… Скоро из кинотеатра надо будет выходить.

И прощаться я на этом не собираюсь.

Понятия не имею, что на меня нашло тогда, в кинотеатре. Я ведь не просто позволила Давиду задержать наше соприкосновение, недвусмысленно гладить меня по руке — я как будто даже наслаждалась этим. Испытала что-то вроде сожаления, когда всё-таки мозги взяли своё, и я выдернула ладонь.

М-да, неловко получилось и неуместно. Давид и так наглее некуда, а судя по его довольному взгляду, теперь загорелся продолжать всячески склонять меня ко всякому. И вот уже второй раз жалею, что вмешалась тогда, в переулке. Первый был, когда узнала, что всё-таки помешала, а не спасла. Но сейчас тот факт, что этим я, получается, привлекла внимание Давида, дербанит ещё больше.

С другой стороны… Примерно такой же, как сейчас, его взгляд на себе я ловила и до случившегося с теми ублюдками. Сознаю это так неожиданно и ярко, что чуть не спотыкаюсь, пока мы зачем-то гуляем по парку после ресторана, куда мы зашли из кино. Не представляю, почему согласилась настолько растянуть совместный вечер. Видимо, действительно давно никуда не выбиралась и соскучиться по этому успела.

Давид, конечно, подхватывает меня, не даёт споткнуться, но на этот раз я максимально быстро разрываю соприкосновение. И при этом всё равно такое ощущение, что ещё некоторое время его чувствую. Хотя вроде как поодаль идём. И Давид не наглеет, только многозначительно ухмыляется, но тут же новую тему заводит.

Общаться с ним, кстати, интересно. Даже и не замечаю, как мы успеваем обсудить чуть ли не всё. Начиная с фильма, который посмотрели, переходим в киноиндустрию в целом, потом говорим и о других своих предпочтениях, увлечениях и даже детстве. Доходит до того, что я неожиданно для себя легко рассказываю о наших тренировках с папой и о том, как меня учили кататься на байке.

Давид умеет слушать. А ещё он чуткий собеседник, когда нужно, меняющий тему и подбирающий самые подходящие слова. Не то чтобы это удивляет, но такое ощущение, что делаю для себя какое-то важное открытие.

Мы продолжаем разговаривать и в машине, куда садимся, чтобы Давид отвёз меня домой. Всё-таки уже ночь, а завтра не самый простой день. И по учёбе контрольный тест, и с юристами хотелось бы связаться. Ему уж точно придётся. О себе пока не напоминаю.

К моему дому мы подъезжаем незаметно. Останавливаемся, и я ловлю себя на ещё одном дурацком сожалении — что свидание заканчивается. Да что это со мной? То из-за разрыва прикосновения жалела, то теперь об этом… С каких это пор Давид как будто нужен?

Он, к счастью, ничего не замечает: тянется к задним сидениям. Неожиданно достаёт оттуда красивый букет. Нежные розы, листки лаванды. И как я не замечала? Цветов тут немало. Как минимум пятнадцать.

И, чёрт возьми, приятно. Хотя всегда думала, что всякие эти букеты — не для меня.

Давид протягивает мне молча, без лишних слов, но от его взгляда чуть ли не жарко становится. Рука, потянувшаяся за цветами, чуть дрожит.

— Воу-воу, — говорю, чтобы разрядить обстановку, но голос какого-то чёрта звучит хрипло. — Спасибо, это очень мило, — последнее вообще как будто не мной сказано, слишком уж… смущённо?

Давид улыбается. Опять этот довольный блеск в его глазах… И тёплый в то же время.

— Это ты очень милая, — заявляют мне чуть ли не ласково.

Скептически ухмыляюсь. Я вообще-то только и делаю, что поддеваю его, огрызаюсь и вообще всячески демонстрирую пренебрежение. Пусть и не сегодня… Но именно такая линия поведения с Давидом у меня чуть ли не в привычку входит. Как будто… безопасная.

Хотя понятия не имею, от чего защищаюсь. Но всё-таки переспрашиваю насмешливо:

— Да неужели?