Шрифт:
— Отходи, — прежде чем скрыться в тусклом полумраке амфитеатра я шлёпнул ладонью по панцирю Усача.
Тащить краба в тесноту не имело никакого смысла. Лишившись манёвренности, наш живой бронетранспортёр сразу утратит всю свою боевую ценность.
Усач щёлкнул клешнёй, а затем резко, словно отличник строевой подготовки, развернулся и шустро отполз ближе к деревьям. Через мгновение он свернулся «клубочком». Отличная маскировка.
Даже небольшая люлька, которую Дру-уг использовал в качестве багажника, так ловко пряталась в «складках» хитина, что совершенно не бросалась в глаза. Опознать в этом сером валуне живое существо было попросту невозможно.
Мы быстро шли через примыкающие друг к другу комнаты. Пустые помещения встречали нас потрескавшейся кладкой, облупившейся штукатуркой и превратившейся в труху мебелью. Стены — там, где штукатурка всё-таки сохранилась — были украшены многочисленными надписями и рисунками.
Короткие и наверняка неприличные словечки на незнакомом языке соседствовали с картинками, выполненными кривоватыми руками каких-то «выдающихся» мастеров. Неизвестные художники неумело, но зато очень старательно изображали всё то, что издревле интересовало настоящих ценителей живописи: секс, половые органы и, конечно, смертоубийство.
Народное творчество как оно есть — без купюр и запретов.
Впрочем, настенные «комиксы» оказались весьма информативны. Благодаря этим самопальным рисункам, я смог узнать, чем занимались здешние обитатели до того, как в гости к ним наведался Гиблый лес. Когда-то давно амфитеатр был храмом — только вместо скучных обеден и заунывных молитв здесь практиковали оргии и жертвоприношения.
Схематично изображённые человечки сперва с большим интересом занимались друг другом, а затем шли убивать. Среди тех, кому не повезло оказаться на белом песке арены, были и какие-то гигантские, размером со слона, кабаны, и небольшие пушистые зверьки с круглыми глазищами, и ещё сотни, если не тысячи, других существ: от зубастых исполинов до совершенно безобидных на вид малышей.
В общем, в стародавние времена сюда свозили фауну со всего мира, однако главными участниками этих кровавых развлечений, несомненно, выступали коттары. Рисунков, на которых были изображены огромные и чёрные как ночь манулы, оказалось значительно больше любых других.
В том, что происходящее — это именно убийство, а не поединок, я не сомневался. Все жертвы человечков — даже самые крошечные — были в три слоя опутаны толстыми цепями. Похоже, здешние обитатели не любили рисковать и со всей тщательностью подходили к соблюдению требований собственной безопасности.
Интересно, кому они поклонялись? Ответа на этот вопрос среди картинок не оказалось. Но тот, в чью честь пролили столько крови, сумел-таки худо-бедно защитить свой храм от Гиблого леса. Под сводами амфитеатра даже дышалось легче, а на всей немаленькой территории не росло ни одного искрящегося дерева…
Мы дошли до своеобразного «перекрёстка». Впереди находился подъём на зрительские трибуны, а справа — выход ко второй линии помещений, непосредственно примыкавших к арене. Раньше в них, скорее всего, содержали зверей, которым было суждено расстаться с жизнью во славу неизвестного божества.
— Интересненько… — Лэйла посмотрела на очередную похабную фреску. — Такого даже мой покойный папенька не видел, хотя он назло маменьке перепробовал всех шлюх нашего курфюршества…
Девушка с удивлением хмыкнула, а затем перевела взгляд на меня. Выбитый глаз полностью восстановился, и сейчас о страшной ране напоминали только небольшие кровавые потёки на нижнем веке.
— Куда теперь? — спросила она.
Я кивком указал в сторону подъёма на зрительские трибуны.
— Знаешь что, маленький мой? — Лэйла страдальчески закатила глаза. — Я совсем не так представляла себе привал, о котором ты говорил!
— Существоу ничегоу не поунимает, — презрительно сообщил невидимый Дру-уг. Здесь, в полумраке, его силуэт был практически неразличим на фоне жёлто-коричневых стен. — Прежде чем оутдыхать, нужноу всё проуверить…
— Ты-то много чего понимаешь, дылда! — фыркнула Лэйла. — Чуть нас всех не угробил из-за каких-то железяк!
— Боугатая доубыча всегда манит поудземный нароуд…
В голосе морфана слышалось плохо скрываемое смущение. Он явно переживал о произошедшем и не сумел справиться с эмоциями. Очень большая ошибка — нельзя открываться перед такими людьми, как Лэйла. Чувство такта им незнакомо, и они не преминут воспользоваться возможностью побольнее уколоть собеседника.
— Во-о-о-от как… — протянула девушка. Её глаза радостно заблестели.
— Тихо, — негромко, но строго приказал я. — Иди вперёд. Молча.
Подобная перепалка могла завершиться только руганью или дракой, а значит, её нужно было заканчивать. Лишняя суета и шум нам ни к чему — никогда не стоит слишком громко заявлять о своём присутствии. Так больше шансов выжить.
— Но как же… — начала канючить Лэйла, однако быстро заткнулась, когда в нескольких сантиметрах от её лица зависли три острия.