— А у мальчика-то губа не дура, — оценил мое предложение Оливарес. — Алехандро, не многовато ли хочешь?

— Думаете, мой секрет стоит меньше?

— Я согласен, — влез Карраскилья, — беру всю сумму на себя, но при условии, что ответ я услышу тоже только сам.

Оливарес задумался. Его губы шевелились, как будто он проговаривал что-то про себя. Надеюсь, не очередное проклятие, теперь уже в мою сторону и с тем самым добавлением, которое не позволяет проклятие снять.

— А знаешь Рикардо, я, пожалуй, воздержусь от пари, чего и тебе советую. Мне кажется, нам его не выиграть.

— Почему?

— Потому что в Мибии в последние десять лет не было ни одного чародея, даже проездом, способного передать Алехандро то знание, которое я только что услышал.

— А я все же рискну. Четыреста доранов — не такие большие деньги за шанс узнать что-то новое.

Оливарес с Карраскильей принялись обсуждать что нужно срочно вводить в мое обучение. И речь шла не о чародействе. Манеры их мои, видите ли, не устраивали и поскольку никто из чародеев не был уверен, что их воспитание достаточное для того, чтобы передать мне основы этикета, доны рассуждали, кого можно пригласить на такой случай. Чтобы на уровне было и воспитание, и умение держать язык за зубами. Когда в результате обсуждений выяснили, что два эти качества никак не сочетаются, начали прикидывать, согласится ли учитель связать себя клятвой или придется решать вопрос его молчания более радикально. На этом моменте я их оставил. От моего мнения не зависело ничего, а радикальных решений для меня на сегодня хватило.

— Не болтай лишнего, — сказал Шарик. — Они тебя слушают, причем оба, независимо друг от друга.

— Как определил? — удивился я, потому что никакого внимания, направленного на себя, не чувствовал. И чар, впрочем, тоже.

— Я же ками, я ощущаю направленные на себя или хозяина чары.

— А я смогу?

— Некоторые чародеи умеют. Там определенная практика, но ее годами вырабатывают, и не факт, что что-то получается. Тебе на это пока времени тратить не стоит: привлечешь лишнее внимание Оливареса.

Я принял к сведению и задумался, чем заняться. Приступать в моем нынешнем состоянии к укреплению стен чистое самоубийство, поэтому я решил сменить мантию на рубашку и вытащить Серхио на тренировочный поединок.

— Дон Алехандро, — обрадовался он, — пока вас не было, сеньор Франко приезжал. Лично привез ваши книги. И с доном Оливаресом о чем-то говорил.

Я пантомимой показывал, что нас слушают чародеи, поэтому ничего лишнего говорить не надо. Серхио понятливо кивнул и продолжил:

— Сеньор Франко жалел, что вас не застал, — поди, надеялся на очередной заказ. Ему ж проценты с этого капают, а не только государству. Так что приедет еще, точно вам говорю. А вы с доном Карраскильей хорошо съездили?

— Прекрасно, — со всем найденным оптимизмом ответил я, гримасой показав, что я на самом деле думаю. — Теперь одной из проблем стало меньше.

Зато прибавились другие, несравнимо серьезней этой: постоянная опасность от двух чародеев и участие в заговоре по убийству оставшегося принца. Правда, я все равно его приговорил, но одно дело — убивать одному, а другое — с сообщниками. Точно помню, за второе больше дают. Хотя, конечно, тут только за одну мысль в эту сторону — казнь, но ведь и масштабы казней бывают разные…

Площадку для тренировок около чародейского огородика мы уже утоптали до каменной твердости, хотя я не уверен, что после хорошего ливня эта твердость не превратится в болото. За время, что мы жили в башне, ливней не было, а влага после коротких дождей высыхала быстро.

Только во время поединка я начал успокаиваться, как будто развернулась сжатая пружина, но не толчком, разрушающим все вокруг, а плавно и бережно для окружающих. Удалось спустить лишний пар, позвенев тупыми тренировочными саблями, и мысли в голове стали приходить в относительный порядок.

— Дон Алехандро, это нечестно! — неожиданно возмутился Серхио.

Я опустил саблю и недоумевающе на него уставился. Он ткнул своей вниз. Там через плетень просунулась Жирнянка и цапнула его за штанину, жестко ограничив мобильность. Саму ее сдвинуть с места можно было только с комом земли. В нее она вцеплялась всеми корешками, которые при желании могла вытаскивать из почвы и перемещаться по всей огороженной территории. Остальные растения таких способностей не имели, поэтому им приходилось, молча страдать, выдерживая неприятное соседство.

— Жюли, фу! — грозно сказал я. — Выплюнь, это не съедобно.

Но она лишь помахала листьями, которые удалось просунуть через ограду. Хорошо хоть фигу из них не сложила, но зато я услышал явственное рычание. Вцепившиеся в штанину листья она сжала только сильнее.

— Дон Алехандро можно я ее рубану, чтобы неповадно было? — предложил Серхио.

Была бы опасность реальной, он бы уже в капусту Жирнянку покрошил, но жизни его она не угрожала, а о том, что она необходима, мой компаньон прекрасно помнил. Как и о том, что необходима она не вся, так что часть можно и отсечь. Но мне эту дуру внезапно стало жалко, и я сказал: