Гауссовка – единственное в мире оружие, способное одинаково эффективно действовать в атмосфере, в космосе, в безвоздушном пространстве. Все эти вырезы в прикладе как раз и предназначались для того, чтобы из этой штуки можно было стрелять, даже находясь в космическом скафандре.

Ружье для стрельбы по космическим монстрам, галопирующим бронтозаврам или пробивания лат… ага, таких пластиковых, бело-черных, с дурацкими шлемами… Неужели я действительно попал в мир «Звездных войн»?! Чего от нас ждут – боя в открытом космосе, что ли? А может, кто-то уже точно знает, с кем мы встретимся, и решил соответственно вооружить нас на всякий случай?

Взяв в руки гауссовку, я внимательно осмотрел ее со всех сторон. Нет, производство не американское, а какого-то Max Juncker Werke. В конце тетради с техническим описанием обнаружилось что-то вроде рекламного буклета этого предприятия, расположенного в городе Хаген, Европейский Союз.

«Подлинный вызов нашему мастерству…», «уникальный опыт…», «наш вклад в звездную экспедицию…», «настоящее космическое оружие для нового космического века…» и прочие бла-бла-бла…

В отличие от вымершей прямой рекламы, всяческие акции, спонсорство, продакт плейсмент, прочие виды косвенного капания на мозги потребителям никуда не делись и в двадцать третьем веке. Что может быть естественнее частной оружейной фабрики, решившей изготовить специально для межзвездной экспедиции безумно дорогие, но понтовые гауссовки, чтобы прославиться и получить новые заказы? Я был уверен, что, задав вопрос, получу именно такой ответ.

Вот только задавать вопросы мне совершенно не хотелось. Находка произвела на меня самое гнетущее впечатление. Получив часть личности Константина, я не перенял у него вкус к приключениям. Меня от них навсегда отвратили кое-какие события, участником которых я вынужденно оказался в первой половине 90-х. И мысль о том, что в конце пути нам может повстречаться враг, в которого придется стрелять из космических гауссовок, изрядно испортила мне настроение.

Все это произошло позавчера, первого ноября. А вчерашний день начался для всех нас с новой порции тревожных новостей, имевших на этот раз сугубо земное происхождение. В Эфиопии – государстве, дружественном Евразийскому Союзу, произошел государственный переворот.

Судя по всему, ситуация возникла очень острая. Информагентства передавали сюжеты об охвативших Аддис-Абебу и другие крупные города страны демонстрациях, беспорядках и уличных боях. О мощном взрыве на крупнейшей в стране водородной электростанции и диверсиях на железнодорожном транспорте. Как подчеркивали все без исключения комментаторы, за переворотом торчали уши Панафриканской Гегемонии, которая не только заявила о своей полной поддержке путчистов, но и привела в боевую готовность войска, стоящие на эфиопской границе.

Весь день Лагос, Китеж, Вашингтон, Берлин, Рим, Лондон обменивались заявлениями и дипломатическими нотами, тон которых становился все более напряженным и угрожающим. На евразийской базе на острове Сокотра и на американской «Диего-Гарсия» объявили боевую тревогу. На демаркационной линии между Верхним и Нижним Египтом начались перестрелки, перешедшие в обмен артиллерийскими и ракетными ударами. Из Момбасы в океан вышла британская авианосная группа в сопровождении тучи беспилотников. Гиперзвуковые стратегические бомбардировщики прогревали моторы, космические станции на низких орбитах совершали маневры уклонения.

К вечеру британское имперское правительство выступило фактически с ультиматумом, потребовав невмешательства великих держав в события в Эфиопии. Так как к тому времени было уже точно известно, что путчисты получают обширную военную и информационную помощь от Панафриканской Гегемонии, данное заявление выглядело чистым издевательством. В ответ Грэхем Бак заявил, что Штаты и их союзники будут действовать так, как считают нужным, после чего намекнул, что они там парни простые, могут и шарахнуть сверху чем-нибудь тяжелым.

Мир на моих глазах вкатывался в большую войну, которая вполне могла стать ядерной. От этого на душе становилось тягостно и тревожно.

Да что там говорить, страшно было. Что мы увидим на Земле через три с половиной года, когда вернемся домой из космических далей? Не дай бог, это будут свежие воронки и радиоактивные развалины на месте цветущих городов!

В такие минуты я был готов согласиться с тем, чтобы у землян где-то в космосе появился общий враг, лишь бы они перестали постоянно грызться между собой…

Тем тревожным вечером я буквально столкнулся в освещенном редкими лампами техническом коридоре с Дэвидом Джонсом.

– Костя?! – остановил меня Дэвид, обратившись ко мне по-русски. – Хорошо, что я тебя встретил! Ты можешь… э-э-э… посвятить мне несколько минут?

– Думаю, смогу, Дэв, – я слабо улыбнулся. – Только, пожалуйста, не о политике!

– Эта тема для тебя неприятна? – Дэвид посмотрел на меня с неожиданным подозрением.

– В данный момент – да. Терпеть не могу такие хреновые ситуации, когда все идет к чертям, а ты ничего не можешь сделать! Это я об Эфиопии, если ты не понял.