Шрифт:
— Читай, Марьюшка. Читай, — услышала она голос Проханова, но голос этот доносился будто издалека.
Она уставилась в бумагу, но никак не могла разглядеть, что там написано, — строчки расплывались перед глазами. Наконец, сосредоточившись, стала вчитываться. Прочитала раз, другой, третий, и только тогда до нее дошло содержание письма. Преосвященный просил ее лично «заступиться за православную церковь и веру христову». Преосвященный называл ее «почтеннейшая и глубокоуважаемая Мария Ильинична» и ссылался на «верного слугу церкви преподобного отца Василия», которому доверено изложить устно его просьбу. При сем преосвященный посылал ей скромный подарок — что именно — не уточнялось — и заранее благодарил ее за услугу православной церкви. В заключение письма он благословлял рабу божью Марию и желал ей многие лета, а также здоровья и счастья.
Подпись была размашистая и будто разрисованная. Присмотревшись внимательно, Мария Ильинична догадалась — подпись и титул написаны по-старославянски.
…Мария Ильинична подняла глаза на отца Василия и встретилась с откровенно тревожным его взглядом. Взгляд этот тут же потеплел, стал ласковым, ободряющим.
— Ах, прости меня, старого! Одну минуту, голуба моя… — Проханов метнулся к письменному столу, схватил какой-то футляр и три объемистых коробки.
— Вот, Марьюшка. Это подарок преосвященного.
Мария Ильинична взяла сначала футляр и нерешительно раскрыла его.
— Часы! — воскликнула она.
— Правильно, Марьюшка. Золотые часы с брильянтами. Притом с именной надписью. Вот, посмотри сюда. Видишь? «В знак уважения и признательности. Никодим». Прочла?
— Да, — нерешительно сказала Мария Ильинична, хотя разобрать, что написано на донышке крошечных часов, не могла.
— Ну… а это… всякая туалетная мелочь. Потом посмотришь.
Он быстрым движением достал из письменного стола листы бумаги, сжатые крупной волнистой скрепкой, и протянул ей.
— А дело наше — вот оно. Эту статью, Марьюшка, надо прочесть и подписать. Я уже говорил тебе, надо грудью встать за святую нашу веру и православную церковь.
— А что тут написано? — равнодушно спросила Мария Ильинична, чувствуя, что еще минута — и она свалится со стула.
Перед глазами все у нее расплывалось и двоилось.
— Ты разве не хочешь прочесть?
— Н-нехочу. Вы… вы-то ее… вот эту бумагу… читали?
— А как же не читать! Сам же трудился. То есть, я хочу сказать, все знаю слово в слово, можешь мне довериться. Тут сказано, что ежели в печати могут выступать те, кто отрекся от христианской веры, то почему бы редакции не опубликовать письмо, где ты, голуба моя, рассказываешь, как пришла к той же вере.
— И все?
— Конечно, все.
— Где я должна… Куда подпись поставить?
Проханов показал.
— Вот, моя драгоценная. Подпись должна здесь стоять.
Мария Ильинична долго метилась в то место, куда он указал, но перо почему-то скользило куда-то вверх и залезало в машинописные строчки. Тогда Проханов поймал ее правую руку и сделал на бумаге точку.
— Вот здесь! — строго сказал он.
Она собрала все свои силы и решительным росчерком поставила подпись. Поставила и критически посмотрела на нее.
«Непонятно будет», — подумала она и в скобках чет — ко вывела инициалы и фамилию.
Мария Ильинична вопросительно взглянула в строгие глаза Проханова, дождалась, пока в них появилась улыбка, потом услышала, как он ласково произнес: «Вот и славненько», и медленно стала куда-то проваливаться…»
Глава 5
«Батюшка чтит конституцию»
Она проснулась в доме Проханова с тяжелой головой и тревогой в душе. Долго не могла понять, что ее так взволновало. Только потом поняла: письмо!
«Боже мой! Письмо в газету подписала не читая. А что там, в этом письме? Я пропала!»
Отца Василия не было дома. Она быстро оделась выбежала на улицу и три дня не показывалась в доме священника. Мария Ильинична ждала самого страшно-: го, но ее никто не беспокоил. О ней забыли все, даже Проханов.
Она с горечью думала:
«Своего добился — и прощай… Ловок, ничего не скажешь».
Мария Ильинична дождалась вечера и заспешила к отцу Василию. Но в доме никого не оказалось.
Тогда она пошла в церковь. По дороге ей встретился конюх.
— Где… где батюшка? — с тревогой спросила она.
Конюх окинул ее тяжелым, презрительным взглядом и лениво ответил:
— А тебе что за дело?
— Но я должна… Я прошу вас… Пожалуйста, ну что вам стоит…
— Глянь-кось на нее, — дернул плечом мрачный конюх. — Никак, на колени хочешь упасть? Ходют тут всякие прости господи. Лучше бы работала, шлюха несчастная. — И вдруг конюх взъярился: — Пошла к чертовой матери! А то вот огрею вилами…