– Вроде бы.

– Что ж, посмотрим. Кстати, где сейчас твой Пригарин?

– Как положено, у бабы в койке.

– Видишь, а ты все сомневался … Ладно, выкладывай, что надыбал?

– Насчет места? Трясут они, как правило, водил с какого-то автопарка. Там, с его слов, одни приезжие, без регистрации. Особенно прибыльно, мол, в день получки или аванса. Вот только где это конкретно находится, он не сказал…

– Ну это фигня, выясним, – махнул рукой особист. – Больше ничего не говорил?

– Обмолвился только, что денег имел бы больше, если бы кое-кому отстегивать не приходилось…

– Это понятно, – усмехнулся контрразведчик и тут же, спохватившись, спросил: – У тебя, надеюсь, хватило ума не интересоваться, с кем конкретно он делится?

– Не… Я даже вид сделал, что мимо ушей это пропустил.

– Что ж, молодец. Видишь, я в тебе не ошибся. Считай, выполнил ты задание, Иван Сергеич, – капитан довольно улыбнулся.

– Знаете… – наконец решился Шах. – Я бы…

– Хотел попросить, чтобы дружка твоего не трогали? – угадал Петраков.

– Ну, в общем, да…

– Что ж, думаю, и это удастся… Хотя Пригарин тот еще гусь. И вообще мой тебе совет: поменьше бы ты с ним дело имел…

Шаховцев промолчал в ответ.

– Ладно, – нарушил молчание особист. – Давай, возвращайся, пока тебя не хватились.

Он пожал на прощание руку агенту и, дождавшись, пока тот выберется, резко стартовал с места, исчезая в зимних сиреневых сумерках. А Иван, терзаемый мерзким, гадливым чувством, прошмыгнул обратно в общежитие и всю ночь топил в водке муки совести.

…Командира соседней роты взяли спустя месяц, аккурат перед Пасхой. Подставные гастарбайтеры сунули промышляющим у автопарка бойцам меченые деньги, а вечером, лишь только те вернулись со службы и передали часть суммы командиру, тут же, прямо в канцелярию, нагрянули особисты и арестовали Барина.

Узнав о делах капитана, многие в части возмущались и крыли его на чем свет стоит. Особенно негодовал Костоев. «Вот сука, – цедил сквозь зубы старшина. – Мало того, что сам шакалил, так еще и пацанов подставлял!» – «Отшакалился уже, – успокаивал его ротный. – На зоне ему быстро рога обломают!» – «Да, не зря особисты свой хлеб едят, – подхватывал замполит. – Классно сработали, четко!»

И все же, несмотря на то, что почти все одобряли акцию контрразведчиков, Иван по-прежнему чувствовал непомерный стыд, словно сотворил что-то мерзкое, непристойное. «Стукач… – непрестанно пульсировало в мозгу. – Стукач… Доносчик…» Кроме того, в голову постоянно лезли тягостные мысли о том, что теперь он до конца жизни будет на крючке у чекистов, а значит, ему вновь и вновь придется выполнять их проклятые «задания» и «поручения».

Но больше всего он мучился от того, что некому было поведать о случившемся, выговориться, излить душу. И все же однажды он рассказал об этом. Причем человеку, которого видел впервые…

Случилось это на следующей неделе после Пасхи, когда Игнатов с разрешения Костоева вновь увез Шаха на два дня к себе. Тогда-то, на пути в Марьино, восприемник неожиданно поинтересовался:

– Кстати, ты когда в последний раз причащался?

– Причащался? – опешил Иван. – Ну ты спросил! Кажись, это еще в деревне было. В конце лета, перед шестым классом… А что?

– Ничего. Я так и думал.

Разговор возобновился уже дома, после того как его радостно встретило Пашкино семейство и накормило ужином. Правда, почему-то на столе, как прежде, не было ни выпивки, ни мяса, ни даже традиционных пасхальных разноцветных яиц. Только рис с овощами, пусть и невероятно вкусный, да квашеная капуста. Поначалу Иван решил, что богомольцы – как снисходительно называл он про себя родню крестного – совсем обнищали, пока ему не объяснили истинную причину всей этой скудности…

– Ну что, идешь завтра с нами в храм? – как бы невзначай поинтересовался за чаем Игнатов у крестника.

– Не знаю… – опешил тот.

– Ты же вроде в прошлый раз собирался с нами – или забыл?

– Да вроде помню…

– Естественно, что «вроде»! Наклюкался тогда как поросенок, вот и не попал. Ну ничего, мы сегодня этот вариант предусмотрели. Видишь, крепче чая ничего не выставили.

– Вижу…

– Кстати, ты не удивляйся, что ужин сегодня постный, хоть и Светлая седмица на дворе. Просто мы завтра причащаться собираемся. И, кстати, по поводу тебя благословение взяли у батюшки.

Иван промолчал в ответ. Больше всего на свете ему хотелось выспаться как следует, а не тащиться ни свет ни заря в церковь. Но не только Пашка с женой, но и все семейство Кропочевых замерли в таком трогательном ожидании, что было просто неудобно отказать им.

– Впрочем, это твое дело, – философски произнес восприемник. – Мне просто жалко тебя: ты уж восемь с лишним лет без Божьей благодати живешь…

– Нет-нет, я согласен, – торопливо произнес Шах и тут же заметил, как счастливо просияла Катя.