А уж Ромка Пригарин, которого он встретил, топая от КПП к казарме, даже присвистнул, увидев приятеля, тащившего столько аппетитной поклажи:

– Ты чего, Вано, никак фабрику-кухню грабанул?

– Ага, – довольно кивнул в ответ Иван. – Только не фабрику, а просто кухню. И не грабанул, а сами всучили…

8

Воспоминание о Пригарине отозвалось в груди болезненным чувством запоздалой вины. В тот вечер, принимая возле казармы от приятеля сверток с домашними вкусностями, Ромка не догадывался о том, что Шах вот уже месяц ведет с ним двойную игру… Нет, не догадывался, а лишь изумленно рассматривал гостинцы Кропочевых.

– Так кем они тебе приходятся? – в который раз спрашивал он.

– Я же говорил: родня жены моего крестного.

– А крестный тебе кто? Брат или дядька?

– Нет, просто сосед по деревне.

– Тогда ни фига не понял: с какой радости они ради тебя так расщедрились? Им чего, деньги девать некуда? Они чего, типа это, новые русские?

– Какой там! Пашкины тесть с тещей в церкви работают за гроши, жена его в детском саду воспиталкой, а сам он, ну крестный, тут в Москве служит.

– Не генералом часом?

– Не, старлеем. В спецназе.

– Да-а, – обескуражено протянул Ромка. – Бывают люди не от мира сего… Мало того, что дочь отдали за немосквича, да еще за нищего вояку. Хата-то у них хоть нормальная? В престижном районе?

– В Марьино. Четырехкомнатная, в новом доме.

– Да-а, райончик, конечно, отстойный, но хоть квартирка для четверых нормальная.

– На шестерых. Точнее, уже почти на семерых.

– Это как?

– Там кроме жены родоков еще две ее младшие сестры. Ну и у Пашки с Веркой тоже скоро свой спиногрыз родится.

– Да, не фонтан. А крестный твой, небось, специально киндера ей заделал, чтобы окрутить, да?

– Нет. Они до этого поженились. Это уж потом.

– Совсем чокнутые, – подытожил Пригарин. – На фиг вообще эти киндеры нужны? Тут для себя хрен поживешь… Хотя, ты говоришь, они религиозные?

– Ага.

– Тогда все ясно. Это не лечится. Ну ладно, бывай, а то меня в роте уже заждались… Ты, кстати, заходи после отбоя, – бросил он напоследок приятелю. –Мы сегодня на службе у одного бобра «Бренди» отжали. Как раз твой закусон кстати будет…

Больше всего Ивану хотелось скорее дождаться вечерней поверки, завалиться на койку, чтобы в темноте еще раз вспомнить лицо Кати, ее ясные васильковые глаза и спокойную улыбку. Но после того, как в расположении погас свет, а старшина удалился в каптерку, Шах тихо оделся и, предупредив дежурного сержанта, отправился в соседнюю роту… А как он мог не пойти?

…Эх, сколько он потом корил себя за то, что в тот предновогодний вечер пошел на поводу у Крысы, а потом еще вступился за него и приложил мужика, оказавшегося шишкой из мэрии!.. Кирееву-то что: не сегодня-завтра на дембель, а там ищи-свищи его на краю света в какой-нибудь деревеньке под названием Нижние Попыхи!.. А ему, Шаховцеву, еще полтора года трубить…

Да, рано он тогда успокоился, рано решил, что его не найдут, что все быльем поросло… Нашли! Да притом выпасли не где-нибудь, а в самоволке!

В тот день он остался в наряде по роте, а поскольку дежурным оказался земляк из Пинаево, поселка в сорока километрах от Куранска, то Ивану не составило труда отпроситься у него до вечера в обмен на магарыч.

Поход удался на славу. На Добролюбова оказались не только Влад с Ленкой, которые снабдили солдата бутылкой водки и домашними бутербродами, но и одна из давних пассий, поэтесса, сочинявшая песни под гитару под Веронику Долину. Ее, кстати, и звали точно так же, как и знаменитую певицу-барда.

Пробезумствовав с Вероникой добрых два часа, Иван, уставший и довольный, вышел из общежития, раздумывая, доехать ли до метро на троллейбусе или же пробежаться пешком, когда припаркованный у тротуара неприметный «жигуленок» неожиданно бибикнул и мигнул фарами. Поначалу Шаховцев решил, что сигналят не ему, но следом из машины раздался незнакомый мужской голос:

– Шах!

Он обернулся, недоуменно всматриваясь в темную фигуру, высунувшуюся из салона.

– Шах! – повторил неизвестный. – Чего, не признал что ли? Садись, подброшу до части!

Решив, что это кто-то из былых собутыльников по Добролюбова, Иван подошел к распахнутой дверце и машинально уселся рядом с водителем – молодым светловолосым мужчиной в потертой турецкой дубленке. По привычке пожал протянутую ладонь, всматриваясь в странно знакомое лицо шофера.

– Поехали, а то опоздаешь, – белобрысый, перегнувшись, захлопнул дверь со стороны пассажира и врубил зажигание.

– Да вроде пока время есть… – совершенно сбитый с толку, пробормотал Шах, припоминая, где он мог видеть водителя раньше.