Шрифт:
– Они что, лекарств вам не дают?
– спросил он.
– Нет лекарств. Тем, кто с собой принес - дают. А остальным лекарство - покой и постельный режим.
Виктор замолчал, пережидая свою злость. Он знал, что здесь злостью не поможешь.
– А что тот врач предлагал за квартиру? Лекарства?
– снова, но уже более спокойно спросил Виктор.
– Какие-то американские уколы...
– старик дотронулся рукой до своей выбритой щеки.
– Знаешь, я тебя попросить хотел...
– и он подался к Виктору, с трудом повернулся на бок.
– Наклонись пониже!
Виктор наклонился.
– У тебя же ключи от моей квартиры есть?
– зашептал Пидпалый.
– Есть, - тоже шепотом ответил Виктор.
– Слушай, когда я умру - обязательно подожги квартиру, - шептал старик.
– Очень прошу! Я не хочу, чтобы кто-то сидел на моем стуле, рылся в бумагах, а потом выбрасывал все в мусорник. Понимаешь? Это мои вещи... Я с ними сжился и не хочу их оставлять здесь... Ты понимаешь?
Виктор кивнул.
– Обещай мне, что сожжешь все, когда я умру, - старик уставился вопросительно-умоляющим взлядом в глаза Виктору.
– Обещаю, - прошептал Виктор.
– Вот и хорошо, - старик опять улыбнулся бескровными губами.
– Я тебе говорил, что застал лучшее время?
Пидпалый снова лег на спину. Тяжело вздохнул.
– Ну иди, иди!
– просипел он Виктору.
– Спасибо, что побрил! А то лежишь тут небритый, как покойник!
– и он показал рукой на ближайшую ширму.
– Там что, покойник?
– шепотом спросил Виктор, ощутив боязненную дрожь в своем теле.
– Раз закрыли ширмой - завтра в морг!
– прошептал старик.
– Ну иди, иди!
Виктор поднялся, постоял минуту над Пидпалым. Но старик уже не смотрел на него - он смотрел в потолок и его тонкие губы шевелились, будто он выговаривал ими какие-то внутренние слова, никому, кроме него не слышимые.
45
Следующий день начался как обычно. В окно светило солнце. Виктор и Соня сидели на кухне и завтракали. Яичница и чай. Пингвин был с утра в плохом расположении духа и как его ни приглашали, а в кухню он не пошел.
Соня жадно посматривала на будильник, стоявший на подоконнике. Она словно взглядом подгоняла минутную стрелку.
Без двадцати десять в дверь позвонили и Соня сорвалась с места, чуть не опрокинув табуретку, на которой сидела.
Пришла Нина - из коридора донесся радостный обмен приветствиями. Потом Нина, не раздеваясь, заглянула на кухню, поздоровалась.
– Куда вы сегодня?
– спросил Виктор.
– На Сырец, - сказала Нина.
– Погуляем в лесу, потом заедем ко мне на Подол пообедать...
– Осторожнее, на улице гололед, - предупредил Виктор.
– Я вчера несколько раз упал.
– Хорошо, - послушно кивнула Нина и полуулыбнулась, пряча свои зубы.
– Так, где твоя курточка?
– доносился из коридора игривый голос Нины, одевавшей Соню.
– А теперь ботиночки...
Минут через пять Нина снова заглянула на кухню.
– Мы пошли!
– сказала она и снова полуулыбнулась.
Хлопнула дверь. Стало тихо в квартире. И только какой-то шорох доносился из гостиной. Скрипнула, открываясь, дверь и в коридор выглянул пингвин Миша. Словно удостоверившись, что в коридоре никого нет, он подошел к двери на кухню и толкнул ее. Остановился в проеме, глядя на хозяина. Потом подошел к нему и уперся белой грудкой в колено. Виктор погладил Мишу.
Постояв несколько минут рядом с хозяином, Миша отошел к своей миске и оглянулся. Виктор достал из морозильника две небольшие камбалки, порезал их ножом на кусочки и положил перед пингвином. Потом добавил себе чая и возвратился на свое место.
Относительная тишина, в которой только завтракающий пингвин был слышен, вернула Виктора в то время, когда жили они здесь вдвоем с Мишей, спокойно и молчаливо, без ощущения сильной привязанности, но с ощущением взаимозависимости, которая создавала между ними чуть ли не родственную связь, словно эабота при отсутствии любви. Родственников ведь не обязательно любят, о них заботятся, волнуются, но чувства и эмоции при этом оказываются делом второстепенным и необязательным. Лишь бы с ними все было хорошо...
Пингвин, быстро справившись с завтраком, снова подошел к хозяину. Виктору показалось необычным нежное поведение своего питомца. Он погладил его.
И тут же ощутил, как пингвин еще сильнее прижался своим телом к его ноге.
– Тебе нехорошо?
– негромко спросил Виктор, глядя на Мишу.
– Да, - думал Виктор.
– Мы, кажется, тебя забросили... Извини. Соня поменяла тебя сначала на телевизор, потом на Нину. А я все думал, что она с тобой играется... Извини...
Не желая тревожить прижавшегося к ноге пингвина, Виктор сидел за кухонным столом еще минут двадцать, размышляя о недавнем прошлом и думая о будущем. Жизнь ему казалась ровной, не смотря, на промелькнувшие опасности, которые он переждал на новогодней даче. Все у него было в порядке, или таковым казалось. У каждого времени - своя "нормальность", думал он. То, что казалось раньше страшным, теперь было обыденным, а значит люди, чтобы лишний раз не волноваться, приняли это за норму жизни и продолжили жить. Ведь для них, да и для Виктора, главным было и оставалось ЖИТЬ, во что бы то ни стало, но ЖИТЬ.