Погруженный в свои грустные думы, Шмая шагал, не замечая, что солнце начало медленно опускаться к горизонту, бросая на степь причудливые блики.

Солнце уже почти совсем спряталось, когда путники увидели вдали село с несколькими рядами каменных и глиняных домиков, уходящих террасами вверх от Ингульца. На выжженной зноем каменистой земле виднелись сады, а по южным склонам глубокой балки взбегали виноградники. Шмая подумал, сколько труда нужно было вложить в эту неприветливую землю, чтобы на ней выросли сады и виноградники…

Приятели уже подходили к селу. Все отчетливее вырисовывались аккуратно обработанные сады, огороды, небольшие глиняные домики, низкие каменные ограды. И цветы в палисадниках. А домишки, как сразу заметил Шмая, давно не белены, крыши сколочены кое-как. Похоже, что обитателям этих домиков не до них было. Далеко от железной дороги, далеко от людского глаза затерялось это село, а вернее — одна из тех колоний на Ингульце, о которых так много рассказывал Иосиф Корсунский…

Из степи, с пастбища, двое кудрявых пастушков, загоревших до черноты, с сумками через плечо и с длинными бичами в руках гнали в село стадо коров.

Увидев усталых, вспотевших путников, они остановились у обочины дороги, о чем-то пошептались и двинулись за ними, держась на почтительном расстоянии от незнакомых людей. Они с опаской смотрели на них, как бы боясь их и готовясь вот-вот пуститься наутек. Однако через некоторое время старший из мальчишек несмело крикнул:

— Эй, дяденьки, закурить дадите?

— Ах, чертенята! — с напускной суровостью погрозил им кулаком Шмая. — Такие малыши, а уже курить научились! А читать-писать вы умеете? Вот сейчас сниму ремень и всыплю вам как следует, тогда будете знать, как курить…

Мальчишки прыснули и бросились в сторону.

— Видишь, и тут тебя узнали! — сказал Хацкель. — Сразу увидели, что разбойник идет…

— Эй вы, пацаны! — крикнул Шмая. — Идите-ка сюда. Да не бойтесь! Такие казаки, а хороших людей испугались…

— Мы вовсе не испугались, — важно сказал старший из ребят.

Шмая остановился, стал оглядываться, что-то припоминать. Тем временем пастушки осмелели, подошли ближе. Младший достал из своей сумки два еще зеленых яблока и протянул их путникам. А когда они пошли рядом по пыльной дороге, мальчики почувствовали себя увереннее.

— Откуда у вас столько коров? — с завистью спросил Хацкель. — Имел бы я хоть половину, жил бы, как бог…

— Что вы! У нас, дяденька, даже телки своей нету! — воскликнул старший мальчуган. — Это мы чужой скот пасем… Есть тут у нас богатый колонист Авром-Эзра…

— Папка писал нам с войны, что когда вернется домой, он купит корову или телку… — вставил меньший пастушок, все время щелкавший бичом. — Да что-то он все не едет… И не пишет нам писем… Когда мы вас увидели, то сперва подумали, что это папка идет домой. У некоторых ребят отцы уже пришли, а нашего все нет…

— Да, много пап не вернулось… — тяжело вздохнув, сказал кровельщик. Он с искренним участием смотрел на пастушков. Ведь он сам был в огне и видел, как там гибнут папы…

Надвинув фуражку на глаза, Шмая ускорил шаг и пошел, не оглядываясь на ребят. Он вспомнил своих детей, которых до сих пор не нашел, и щемящая боль пронзила его сердце.

Однако, пройдя несколько шагов, Шмая все же остановился и, пропустив вперед Хацкеля, спросил:

— А как это село называется, сынки?

— Это не село, дяденька, а колония…

— Колония? — переспросил кровельщик. — Где-то в этих краях жил мой дружок. На войне вместе служили… Может, слыхали про такого — Корсунский, Иосиф Корсунский?..

Ребята испуганно переглянулись.

— Так это же наш папа, дяденька! — воскликнул старший пастушок, и черные глаза его заискрились. — Вы знаете нашего папку? А почему же он не пришел с вами?..

Шмая-разбойник опешил, опустил голову.

— Я побегу скажу мамке! — крикнул меньший паренек. — Я позову ее!..

— Не надо! — схватил его за рукав Шмая.

Хоть наш разбойник не раз думал о семье своего фронтового друга, о том, что нужно разыскать ее и помочь ей, сейчас он не представлял себе, как он сможет войти в дом этих ребятишек, сообщить их матери недобрую весть.

«А может быть, лучше пройти мимо и ничего не говорить? — думал он. — Пусть ждут отца, пусть живут надеждой, и им легче будет…»

Шмая шагал вперед, не разбирая дороги, и никак не мог решить, как же поступить.

Хацкель пристально следил за товарищем и видел, как удручен Шмая. Так вот куда он его тащил! Балагуле очень хотелось сказать приятелю пару теплых слов, но жаль было еще больше расстраивать человека… К тому же балагула неожиданно проникся жалостью к этим милым черномазым пастушкам. Они засматривают им в глаза и все время говорят о войне, спрашивают, можно ли им туда поехать. Им казалось, что если б они попали на фронт, они быстро бы разыскали своего отца и привели его домой. Без отца очень трудно им живется. Все обижают их мать, а они еще маленькие, не могут за нее заступиться.