— Я, конечно, извиняюсь, — глядя в заспанное лицо доктора, продолжал кровельщик, — но вы мне сказали, что курить вредно… А наш фельдшер Барабаш, царство ему небесное, уверял нас, клялся всеми святыми, что нет ничего вреднее, чем спать на солнцепеке. Какие-то лучи, что ли…

— Плюньте в физиономию вашему Барабашу! — разозленный тем, что его разбудили, не своим голосом крикнул доктор. — Он невежда, ваш фельдшер! Когда куришь, вдыхаешь никотин, а никотин — это яд! А чем больше человек спит, тем здоровее для организма, понятно? Вы сравниваете никотин, гадость, яд со сном? Несусветная чушь!..

— А солнце… — попытался возразить доктору Шмая.

— Что солнце? Утром солнце — благодать! Утренние лучи, понимаете ли, ультрафиолетовые лучи! Что может быть лучше? А вашему фельдшеру скажите, чтоб он глупости не болтал… Уразумели, товарищ?

Постепенно доктор успокаивался. Он достал из своего саквояжа кусок колбасы, огурец, хлеб и приготовился позавтракать, предложив разговорчивому соседу разделить с ним хлеб-соль. Но Шмая, хоть и был голоден, заметив, что припасов у доктора немного, вежливо отказался.

— Спасибо. Я уже перекусил…

— А я не знал, что теперь люди ночью завтракают…

— Это уже кто как, — сказал кровельщик, глядя в сторону и облизывая пересохшие губы.

— Да, жизнь… — глубокомысленно произнес доктор, уписывая за обе щеки колбасу с хлебом. — Если бы моя благоверная, Надежда Сергеевна, увидела, как ее Петр Иванович ест и где он спит, она в обморок упала бы.

— Времена такие… — проронил кровельщик, опершись на перила и глядя вдаль.

— О чем задумались, голубчик? — спросил доктор.

— Думаю… Что ж еще остается теперь делать?

— Думаете, шутите, смеетесь… Вот смотрю я на вас, — а я неплохой физиономист, — и никак не пойму, что вы за тип… Судя по вашему настроению, можно подумать, что людям на земле сейчас неплохо живется. А между тем человечество переживает катастрофу, трагедию… — Доктору очень понравилось это слово: — Да, трагедию! А я вижу, это совсем не действует на вас, будто все, что теперь происходит на свете, к вам не имеет никакого касательства. Весь мир в огне, плакать надо, а вы смеетесь. Пир во время чумы!..

Шмая-разбойник улыбнулся:

— Что ж, ничего не поделаешь, таков уж есть. Вот вы, доктор, смотрите на человека совсем другими глазами, чем я. Вы на него смотрите и думаете: какие у этого бедняги болячки и что можно у него вырезать? Когда к вам попадает человек с больным желудком, слабыми нервами, с чахоткой, вы рады, вы при деле… А я не люблю копаться в чужих потрохах… Конечно, на свете сейчас невесело. Но если бы мы дали волю меланхолии, было б уже совсем плохо. Иногда добрым словом можно вылечить человека скорее, чем всеми вашими операциями и лекарствами. Я, как видите, простой человек, кровельщик… Всю жизнь на крышах сижу, вроде как на наблюдательном пункте, и вижу, что творится на свете божьем. Видел, что было, и вижу, что будет…

— Занятно? Что же, по-вашему, будет?

— Как это — что будет? Порядок будет! Вернется Советская власть, и люди станут жить как полагается…

— И все это вы с вашей крыши видите? — усмехнулся доктор, доедая колбасу.

— Это и без крыши видно, — ответил Шмая и, глядя на бегущие за пароходом волны, задумался.

Замолчал и доктор. Но скоро он нарушил молчание:

— А сейчас о чем же вы думаете, если это не секрет?

— Трудно сказать… Вот забудешь иной раз о своих горестях, да еще кишку чем-нибудь обманешь — ломтем хлеба, куском колбасы, — или потолкуешь с умным человеком, да посмотришь вокруг открытыми глазами и ясно видишь, что хороший мастер, не безрукий и не бестолковый, этот мир сколотил. Тут тебе и солнышко греет — благодать! А полюбуйтесь на реку и на поля, на сады и леса, на пароход, что так вольно плывет по Днепру. Разве это плохо? Так откуда же, скажите на милость, берется столько всяких мерзавцев и злодеев, которые этот прекрасный мир поганят, не дают людям спокойно жить?

— Эге, солдатик, — оживился доктор, — да вы, оказывается, еще и философствовать умеете! А говорили, что простой кровельщик…

— Конечно, кровельщик! А что вы думали, провизор или присяжный поверенный? Всю жизнь крыши чиню, чтобы людям на голову не капало… Бывший наш царь Николка из меня солдата сделал, но меня тянет не к винтовке, а к крышам…

Пароход мирно плыл по реке, и так же мирно беседовали между собой доктор и кровельщик. Но вдруг со стороны рощи на высоком берегу раздались выстрелы.

На палубе поднялась паника, беготня. Кого-то ранило, кто-то зарыдал. В углу палубы застрочил пулемет.

— Бандиты!..

— С кем они воюют, шкуры трусливые!..

Послышались стоны. Кто-то прибежал за доктором. Тот неохотно взял свою сумку и пошел на другой конец палубы.

Вернулся он не сразу, усталый, вспотевший, злой.

— Если у меня было мало раненых, то прибавилось еще несколько… — сказал он сердито. — Вот вам и профессия врача! Никогда нет у него покоя. Вы отсидели свои часы на крыше и — вольная птица, а я? — Он достал небольшой пузырек с какой-то жидкостью и стал тщательно мыть руки.