— Кто? Кто угоняет лошадей?

— Этот черт… Его зять… Хацкель! Удирает в степь с лошадьми, видите?

Овруцкий вскочил на коня. Выхватил из-за ремня пистолет, перезарядил его, выстрелил в воздух и что есть духу понесся в степь. Вслед за ним помчалось несколько всадников.

Шмая вместе со всей толпой несколько минут следил за погоней, потом пошел домой, надел свою старую солдатскую фуражку, выгоревшую гимнастерку, сапоги. Взял шинель, солдатский мешок. Посмотрел участливым взглядом на жену, сидевшую на завалинке возле дома. Глаза ее были полны слез.

— Что с тобой, родная? — с мягкой укоризной сказал он, нежно обнимая ее. — Не надо грустить! Эх, женщины, все вы на один лад скроены, будто одна мать вас родила.

— Солдат в тебе заговорил!.. Значит, уходишь от меня?

— Кто это от тебя уходит? Я ведь скоро вернусь…

— Дай-то бог!.. Но я же знаю, в какое пекло ты идешь…

— Эх, Рейзл, Рейзл… Ты подумай: работу на огороде мы закончили, крыши как будто я всем соседям починил, вот и представь себе, что я на осеннее время пошел в Херсон или в Екатеринослав на заработки.

— А почему эти проклятые Цейтлины, Хацкель твой рыжий с места не трогаются, дома сидят?

— А разве ты не слыхала, что сказал на сходе председатель Советской власти товарищ Овруцкий? А он человек толковый, с головой! Он сказал, что таким паразитам винтовки не доверит. Это же контра… Им и при батьке Махно и при Врангеле будет хорошо. А нам может быть хорошо только при одной власти, при Советах, понимаешь? И не надо плакать. Вытри слезы, дорогая моя солдатка!

— Легко тебе говорить: «Не надо плакать…» Душа моя плачет…

— Ну, если так, то поплачь, но только здесь, возле дома, а уж когда выйдем на площадь, держи себя на людях, как солдат, и чтоб глаза были сухие, слышишь?

— Только б ты вернулся домой. Ты должен жить! Ради меня и… ради того, кто скоро на свет появится. О нем ты, Шая, наверно, забыл, да? — тихо добавила она.

Шмая обнял ее еще нежнее.

— Нет, не забыл, — ответил он после долгой паузы. — Клянусь тебе, не забыл… — Лицо его осветилось ласковой улыбкой: — Эх, если будет у нас сынок… И ради него тоже надо идти! Чтоб он уже не знал этих проклятых войн…

Шмая хотел еще что-то сказать, но Овруцкий уже прислал за ним.

Когда он вместе с женой пришел на площадь, все уже были готовы в путь. На дороге вытянулся обоз, нагруженный продовольствием и сеном. Тут же стояло с полдесятка откормленных коней, которых Овруцкий с добровольцами отбил у Хацкеля. Ребята с сумками на плечах, как новобранцы, стояли около возов, и председатель сельсовета громко и торжественно вызывал каждого по имени и фамилии, как и положено в таких случаях.

Молодые добровольцы были одеты по-разному: кто пришел в потрепанном пиджачке, кто — в старой фуфайке, кто — в крестьянской свитке. У одного на ногах старые опорки, другой — в лаптях. Но зато Шмая-разбойник явился в своей видавшей виды шинели и в фуражке набекрень, как лихой солдат-рубака. Усы были молодецки подкручены. Волосы выбивались из-под козырька, и вид у него был бравый. Добровольцы смотрели на него не без зависти: ему легче на войне будет, как-никак человек бывалый.

Добровольцы уже начали устраиваться на возах и двуколках. Когда Шмая подошел к ним, все потеснились, освобождая для него местечко. Но он с улыбкой поглядел на ребят, потом недовольно покачал головой, швырнул наземь окурок цигарки и сказал:

— А может быть, земляки, вы слезете с возов? Кто вы такие — солдаты или женихи, что свататься к невестам собрались?

Добровольцы рассмеялись, а глядя на них, засмеялись и все, кто пришел их проводить.

Миг, и все соскочили с возов, а Шмая скомандовал:

— Станови-и-ись! Равнение напра-а-а-аво!

Добровольцы неумело строились, некоторые не могли найти себе места в строю, что вызывало веселое оживление окружающих, добродушный смех Овруцкого.

— Смирно! — гаркнул Шмая. — Ничего, я вас вымуштрую! Стыдно явиться в полк, не зная ни бе ни ме…

— Так, так, возьми их в работу, разбойник, возьми! — весело поддержал его Овруцкий. — Конечно, их подучить надо… В дороге мы ими займемся.

Добровольцы бодро двинулись к пыльному тракту, идущему в сторону Каховки.

По тропинке, змеившейся в высокой стерне у дороги, шагал Шмая-разбойник. Жена крепко держала его под руку. Она шла, опустив голову. Рядом бежали ее ребятишки, которые сейчас наглядеться не могли на своего «дядю» — ведь он снова стал солдатом!

— Дядя, а вы нам с войны гостинцев привезете? — спросил младший.

— А что, к примеру, вам привезти?

— Ружье привезите и много патронов!..

— Зачем вам ружье? — серьезно спросил Шмая, обнимая малышей, которые стали ему дороги, как родные дети. — Давайте уж лучше мы повоюем за вас, и пусть настанет конец войнам… Привезу вам другие подарки, если жив останусь. Игрушки разные, книги, тетрадки… Поганое это дело война…