– Думаешь, меня выгонят? – спросила она своего коллегу.

– Ну уж точно не дадут прибавки к жалованью…

Ему удалось добиться от нее улыбки. Лоренцо Джансанте смотрел на это лицо с тонкими чертами, испещренными черными линиями: текла обводка вокруг глаз, и он подумал: дело в дожде или в слезах Ирландки, как ее называли в команде?

– Да, скорее всего, тебя попытаются вышвырнуть, – ответил он.

Мужчина услышал приближающиеся шаги и обернулся. Большие шишки из управления двинулись в их сторону: взгляды палачей, позы убийц. Они выглядели как кучка головорезов из преступной группировки, переживающей кризис.

Лоренцо встал.

– Квестор идет. У него пена изо рта… Я попытаюсь перекинуться с ним парой слов, прежде чем тебя зарежут…

Ева Кроче продолжала смотреть прямо перед собой, рассматривая течение реки, как будто даже не услышала.

Пока он брел по мокрой земле, услышал, как Ева что-то сказала. Эти слова он не забудет до конца жизни.

– Только когда становишься матерью, понимаешь, насколько ты несовершенна как человек.

Лоренцо повернулся к ней:

– Что… Ева?

Та не ответила, блуждая взглядом по водной глади. Лоренцо покачал головой и подошел к начальству.

Тетя открыла дверь еще до того, как Бастьяну поднялся по лестнице. От его веса деревянные доски заскрипели, как будто вот-вот обвалятся. Из дедовой комнаты доносился блеклый свет свечи и гнилое зловоние старости и болезней.

– Как он? – тихо спросил Бастьяну у женщины.

Старуха лишь покачала головой, опустив глаза. Впервые за долгое время он увидел ту женщину под вуалью, которая, как и все остальные в семье, принесла себя в жертву и превратилась в тень, утратила свою личность и стала призраком раньше времени. Она готовила, смотрела за домом, нянчила детей и дохаживала стариков, тихая и невидимая, как дух: неосязаемая, но всегда находящаяся рядом.

Перед тем как войти, мужчина погладил ее по плечу, словно придавая сил и благодаря за самоотверженность: она тоже служила Богине, хотя и иначе, чем он.

Дед, завершив маску, утратил силы. Как будто он потратил всю оставшуюся энергию на артефакт и стал уязвимым для мерзкой старости, которая воспользовались этой дырой в его защите.

Великан сел рядом с кроватью, где покоился Бенинью, который в юности был еще выше ростом, чем сейчас его внук; теперь он сморщился и походил на худенького ребенка. Казалось, что-то пожирало его изнутри. Он был укрыт тяжелым толстым одеялом из грубой шерсти, но дрожал.

«Насколько абсурдна жизнь, – подумал Бастьяну. – Говорили, что когда-то он имел тело быка, а посмотреть на него сейчас… Что осталось от этого зверюги?»

– Это ты? – пробормотал дед.

Бастьяну накрыл его руки своими. Кожа была настолько тонкой, что были видны вены и сухожилия. Эти руки идеально символизировали прошлое и будущее Ладу.

– Да, mannoi… Как дела?

– Как у человека, ожидающего смерти.

Бастьяну улыбнулся:

– Ты говорил это и в прошлом году. И в позапрошлом…

– На этот раз все по-другому. И ты это знаешь.

Другие в таких условиях давно дали бы себе умереть. Но не его дед. Эта упрямая привязанность к жизни выражала еще более лихорадочную настойчивость, чем просто бегство от боли: он хотел быть уверенным, что оставит тысячелетние традиции хранителей Богини в надежных руках. Пока у него не было неопровержимой уверенности в этом, он никогда не сдался бы своей кончине.

– Я знаю, – только и сказал Бастьяну.

– Где твой сын?

Внук подумал, нужно ли ему соврать в ответ. Он не сомневался, что, если сделает так, старик заметит. Пришлось сказать правду.

– Он наказан. Он поставил под сомнение мой авторитет, а значит, и твой.

В измученном дыхании старика Бастьяну почувствовал горечь и досаду. Если б в тот момент сын был рядом, он сломал бы ему руку, чтобы заставить его заплатить за страдания Бенинью Ладу. Этот человек вырастил его: для Бастьяну он был божеством во плоти.

– Ты помнишь, как впервые пошел со мной? – спросил старик с улыбкой на лице.

– Конечно, mannoi.

– Сколько тебе было лет?

– Меньше четырнадцати. Ребенок.

– И все же в тебе была стойкость мужчины. Лезвие не дрогнуло ни на миллиметр. И маска танцевала на твоем лице из-за того, что была велика. Сегодняшняя молодежь другая, они слабее. Вот что нас убивает.

– Он будет быстро зреть. Я позабочусь об этом, клянусь.

– Есть только один способ сделать его зрелым, и ты его знаешь.