– Еще не все? – спросила Раис, и ее лицо омрачила паника.

Ниедду, измученный, прислонился к стене, как будто ему нужно было разделить этот невидимый груз, давивший на его плечи, который он больше не мог нести в одиночку. Комиссар фыркнул, чувствуя отвращение к тому, что собирался рассказать.

– Девушку несколько раз изнасиловали, – тихо сказал он.

– …

– Ее изнасиловали накануне ночи убийства. Двумя или тремя днями ранее: это неофициальная версия Тромбетты, которую следует воспринимать с недоверием, пока он не представит окончательный отчет.

– Он уверен в изнасиловании? – спросила Мара после нескольких мгновений замешательства.

– В изнасиловании… Да, уверен. Эта девушка, должно быть, прошла через ад с тех пор, как исчезла, – сказал Маурицио, его глаза были влажными.

– Почему с ней так поступили? – спросила Ева, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Возможно, она была изнасилована этим сукиным сыном и его последователями во время одного из их гребаных ритуалов. Она пыталась сопротивляться, и они били ее, пока она не потеряла сознание. Насилие было таким, что вызвало вегетативное состояние. Настолько, что не в силах привести ее в себя, они решили убить ее, повторив старые убийства, как бы пытаясь свалить вину на кого-то другого, – предположила Мара.

Ева и Ниедду посмотрели на нее: гипотеза казалась разумной.

– Да, все могло быть так, – признала Кроче. – Это значит, что ее спрятали или держали где-то.

– Если мы найдем этого ублюдка, то, скорее всего, найдем и место, где ее удерживали, – сказала Раис.

– Я знаю, что еще слишком рано для токсикологических тестов, но, может, Тромбетта и их уже сделал? – спросила Ева.

– Да. Я не помню подробностей, однако мне кажется, что по тканям печени ему удалось проследить тот факт, что девушка несколько часов находилась под воздействием наркотиков. Галлюциногенов, наверное.

– Значит, они накачали ее наркотиками, а затем изнасиловали… Понятно. Может быть, ей сказали, что это необходимо для того транса, о котором говорил Баррали, но вместо этого…

Ева уже собиралась ответить, когда они заметили, что все выходят из штаба. Коллеги бежали к лестнице.

– Что происходит? – спросил Ниедду Паолу Эрриу, как только она вышла из комнаты.

– Похоже, его нашли дроны. Он разбил лагерь со своими приспешниками в районе горы Арчи, именно в том месте, которое вы нам указали. Мы запросили прикрытие с воздуха и группу быстрого реагирования.

Ниедду повернулся к Еве: его лицо озарила благодарная улыбка.

– Могу я пойти с вами? – спросила Кроче.

– Можем мы? – поправила ее Мара.

Двое полицейских повернулись, чтобы оглядеть Раис с ног до головы, сосредоточив внимание на ее идеальных ногтях, безупречном макияже и прическе, а также туфлях-лодочках с острым носом на каблуке высотой не меньше восьми сантиметров. Казалось, она собиралась защищать диплом, а не совершить вооруженное вторжение в горы.

– В таком виде? – в один голос выпалили Кроче и Ниедду.

– Ну, кто-то же должен поднять стандарт красоты команды, верно? – ответила Мара, небрежно поправляя свой идеально скроенный костюм.

Микели недоверчиво посмотрел на отца, а затем с силой покачал головой.

– Нет… Ты не можешь меня об этом просить, – вздохнул он, разрывая звездную тишину вслед за словами главы семейства.

– Я не прошу тебя, я приказываю, – резко сказал Бастьяну.

– Нет, папа, я не могу… Я делал все, о чем ты меня просил. Но это… Черт подери, только не это!

На кухне воцарилось ледяное молчание. Два младших брата Бастьяну с тревогой посмотрели на свои тарелки. Крик парня заглушил треск фисташковых ветвей и пней земляничного дерева в очаге.

Бастьяну кивнул, и молчаливые женщины, сидевшие у камина, закутанные в темные шерстяные шали и занятые плетением корзин из асфоделя, повинуясь, вышли из комнаты, не говоря ни слова, и закрыли за собой дверь. Микели смотрел, как его отец медленно доедает сосиски, завернутые в хлеб guttiau, и вытирает рот. Затем заученными движениями с ледяным спокойствием он вытер платком лезвие ресользы, сложил нож и сунул его в карман. Наконец, положив огромные ручищи на деревянный стол и окинув сына свирепым взглядом, сказал:

– Значит, теперь ты подвергаешь сомнению мои слова, унижая меня перед женщинами?

Парень имел наглость не опускать взгляд.

С кошачьей скоростью Бастьяну вскочил на ноги, опрокинув стол и стул, и нанес сыну пощечину такой силы, что тот отлетел к стене. Удар был таким, что известь, покрывавшая стену, треснула, а медные горшки, свисающие с балки, зазвенели.

Тетки испугались, что Бастьяну убьет сына. Микели рухнул на землю, как труп. Слеза крови медленно стекала по белой перегородке.