В ней одной из сторон значился не S, как требовали условия партнерства, а адвокатский кабинет Лазарева.

Ёшкин кодекс! Кажется, он все-таки намерен навредить бюро, раз так открыто действует в обход партнерского договора.

Молча отдала распечатанные листы Лазареву и вышла из переговорной, оставив его с клиентом и раздумывая о том, в каком противоречивом положении оказалась. Что теперь делать? Обвинить его? Высказать собственные подозрения? Спросить, надеясь на то, что он все-таки найдет что сказать в свое оправдание?

— Нам пора, — коротко бросил Денис, когда клиент, попрощавшись, ушел.

Накинула жакет, собрала необходимые документы и вышла в холл бюро, следуя за Лазаревым и так и не решаясь завести разговор о том, что узнала, но в лифте вспомнила о пришедшей сегодня двойной зарплате:

— Денис Станиславович, мне сегодня пришла зарплата и от S и от вас.

— И? — не отвлекаясь от чтения подготовленного мной ходатайства спросил он.

— Я не понимаю, что происходит. И раз уж вы забрали у меня все дела S, то получать деньги за работу по ним как-то…неудобно.

Лифт остановился, и Лазарев вышел, а мне пришлось его догонять.

— Неудобно в ходе судебного заседания узнать о десяти новых эпизодах преступной деятельности своего подзащитного, а это так — мелочи жизни, — усмехнулся он. — Не понимаю, что вас смущает, Ева Сергеевна? Ладно бы вы получили меньше, но жаловаться на большее — глупо. К тому же, так будет не всегда, и привыкнуть к такой сомнительной роскоши вы вряд ли успеете. Но в S об этом все же лучше не упоминать.

Это лишь подтвердило мои опасения и в машину я садилась мрачнее тучи. То, что Лазарев втянул меня в собственную рискованную авантюру, в чем бы она ни заключалась, мне не нравилось. Еще и Станислав Викторович просил меня его поддержать. А как его поддерживать, если он действует, скорее всего и против отца тоже?

Темно-серые тучи неожиданно разразились проливным дождем, забарабанившим по крыше и стеклам седана тяжелыми каплями. Мое душевное состояние как никогда соответствовало погоде. Хотелось тоже расплакаться от собственного бессилия и растерянности, однако Лазарев вел себя как ни в чем ни бывало, будучи, как обычно уверенным и хладнокровным. А когда машина остановилась у входа в суд, он галантно раскрыл над нами обоими большой черный зонт.

Дождь все равно успел намочить туфли, тонкие колготки и край юбки и к моральному дискомфорту прибавился физический.

К счастью, мое присутствие в судебном заседании сегодня не так уж и требовалось, поскольку большую его часть заняло изучение материалов дела. В тишине шуршали страницы, голос судьи монотонно перечислял их содержимое и доказательства, под конец объявив, что к прениям сторон планирует перейти в следующий раз.

Поэтому я просто сидела, разглядывая стекающие по оконному стеклу прозрачные слезы, погруженная в собственные размышления и по окончании заседания молча пошла следом за Лазаревым, о чем-то увлеченно беседующим с помощником прокурора. На крыльце суда их разговор завершился и сотрудник прокуратуры, прикрывая голову от дождя папкой с документами, убежал к служебному автомобилю, а мы снова оказались вдвоем под большим зонтом.

Вместо того, чтобы последовать его примеру и поспешить к машине, Денис замер. Мне пришлось остановиться тоже, поскольку выходить из-под зонта означало немедленно вымокнуть до нитки.

— Ева Сергеевна, что вас беспокоит? Спросите прямо. Я постараюсь ответить.

Все, что меня беспокоило, было связано исключительно с ним. С его словами и поступками. С хаосом, который его появление внесло в мою жизнь. Вопросов было слишком много, и я не знала, какой из них задать. Будь у меня больше времени, я смогла бы сформулировать вопрос точно и емко, но будучи неподготовленной, пробормотала:

— Как я могу доверять вам, если не понимаю, что происходит… в бюро?

Вообще-то, гораздо больше меня интересовало, что происходит между нами и происходит ли, но этот вопрос я задать так и не решилась.

— Я не все могу объяснить сейчас, но могу пообещать, что последствия моих текущих решений не изменят ваше нынешнее положение в худшую сторону.

Это не было тем, что мне бы хотелось от него услышать. И я серьезно произнесла:

— Пообещайте лучше, что ваши действия и решения не ухудшат положение Станислава Викторовича.

Он закусил нижнюю губу, прежде чем ответить, и недовольно прищурился:

— Почему для вас это важно?

— Потому что он этого не заслужил! Он любит вас…

Капли дождя стучали по упругой ткани зонта, резко отскакивая от него и разлетаясь на сотни капелек поменьше. Ноги снова намокли и замерзли, но я перестала обращать на это внимание.

— Наши отношения с ним не должны вас касаться, — резко оборвал мою фразу Денис.

— Но касаются! — поддавшись эмоциям, обуревавшим меня на протяжении всего дня, я повысила голос, а из горла вырвался всхлип: — То, что вы делаете… То, что собираетесь сделать… это вообще законно?