Тем не менее, последнее у меня получилось плохо.

— Ясенева! — обратился ко мне Михаил и в его тоне не было привычной вежливости.

— Слушаю вас, Михаил Александрович, — я продолжала изображать иллюзию бурной деятельности, надеясь на то, что у него хватит такта меня не отвлекать, все-таки негласно я являлась не его помощником, а помощником Лазарева. Сначала одного, а потом другого. Этот план тоже оказался провальным, ибо выдающимся тактом Сушков никогда не славился.

— Я смотрю, вы технично переложили дела бюро на хрупкие плечи госпожи Зеленой, а сами предпочитаете заниматься непонятно чем и шляетесь непонятно где в рабочее время.

Такая наглость заставила меня замереть.

— Переложив адвокатские производства по гражданским делам на плечи Кристины, я исполняю прямые указания своего руководителя, — сухо ответила я, сдержавшись, чтобы не начать дерзить.

— Быстро же вы переметнулись от одного руководителя к другому! — язвительно усмехнувшись ответил он, скрестив на груди руки. Его глаза гневно сверкали, а ноздри раздувались как крылья параплана.

Михаил никогда мне особо не нравился своей вспыльчивостью, непонятными капризами и резкими выражениями. Раньше Станислав Викторович умело сглаживал острые углы и не давал в обиду ни меня, ни Зеленую, но его сын, казалось, не собирался продолжать эту славную традицию.

— От меня мало что зависит. Вы сами расторгли партнерский договор и заключили новый, сменив одного партнера на другого. Я всего лишь подстраиваюсь под обстоятельства.

— Очень уж умело вы подстраиваетесь, Ясенева! — выплюнул он ядовито.

Я уже успела подумать, что сейчас он картинно уйдет, оставив меня думать над своим поведением, но ошиблась.

Выйдя из моего кабинета, меньше, чем через минуту Сушков вернулся обратно с внушительной стопкой адвокатских производств в картонных папках, которую он демонстративно и шумно вывалил на мой стол, прошипев:

— Вот это — ваша работа. Остальным занимайтесь в свободное от нее время. Не под того вы подстраиваетесь, Ясенева. Думаете, младший Лазарев ваш друг? Что его заботит ваше благополучие или благополучие бюро? Вы сильно ошибаетесь. И убедитесь в моей правоте, когда он покинет S

А вот после этого он, наконец, ушел, оставив меня одну с ощущением собственной незащищенности, ничтожности и вопиющей несправедливости произошедшего.

С трудом придя в себя, сдержав участившееся дыхание и готовые хлынуть предательские слезы, сложила адвокатские производства друг на друга и пересчитала. Пятьдесят пять. Больше, чем я сама передала Кристине. И что мне теперь со всем этим делать? Слышал ли Денис о том, что только что сказал мне Сушков? Но даже если и так, он решил не вмешиваться.

В голове роились вопросы. Часть из них назревала уже давно, но до нынешнего момента я отмахивалась от них, словно от назойливых мошек, а теперь они навалились разом, давя своим весом и необходимостью получения ответов.

Не Зеленая ли подбила Сушкова на то, чтобы спихнуть на меня свою работу. Что Михаил никак не может поделить с Лазаревым? И зачем вообще подписал новый партнерский договор, если на дух его не переваривает? А зачем сам Денис влез во все это? Неужто ни с того ни с сего решил помочь отцу, с которым так долго не желал общаться? И даже если так, совпадают ли его цели с отцовскими?

«Я не привык упускать очевидную выгоду» — сказал он за обедом.

Так что за выгоду он видит для себя в отцовском бюро?

Все эти вопросы без ответов интуитивно привели меня к мысли о том, что Лазарев, очевидно, ведет какую-то собственную игру. Словно все его действия с самого начала были каким-то заранее продуманным планом, направленным на достижение какой-то цели. Вопрос в том, какой именно? И какая роль в его игре отведена мне?

Я впервые осталась на работе допоздна, попытавшись разгрести скинутые на меня новые производства. С теми, что прежде были моими, проблем не возникло, Кристинины же вызвали массу вопросов о том, чем она вообще занималась. Сама она отправилась домой в начале пятого, остальные разошлись после шести, а я долго разбиралась с документами, считала сроки, переставлял в перепутанные листы.

В семь, коротко попрощавшись, уехал домой Лазарев, а конца моей работе все еще не было видно. Ближе к девяти поняла, что у меня болит спина и буквы плывут перед глазами. Я устала, а от бесцельного сидения за столом папок на столе не убавится. Решив, что утро вечера мудренее, вызвала такси и, забрав с собой ноутбук, отправилась домой.

Дневные вопросы никуда не делись и одолевали меня на протяжении пути, вызывая внутри маетное беспокойство. Теперь я начинала сомневаться в том, что Лазарев на моей стороне. Это я, будучи связана обещанием, данным его Станиславу Викторовичу и собственной неожиданной симпатией, искренне стремлюсь поддержать его и помочь. Но ведь далеко не факт, что это взаимно? Если он и правда настроен на то, чтобы причинить вред бюро, к примеру, ради мести отцу, разве нам с ним по пути?

Тревога сдавила грудь, словно железный обруч, мешая дышать. Я не любила неопределенность и хотела решить, как мне себя вести? Продолжить поддерживать Дениса, рискуя ошибиться? В глубине души я не верила, что он мог бы навредить мне, отцу или S