Шрифт:
— … ну вот, — продолжает Василий. — Захожу я, значит, в эту гостиницу, а там человек в чёрном. Говорит мне, чтобы я шёл на третий этаж, там в конце коридора стоит стол. А на столе — записка. А в записке прочтёшь, что тебе делать дальше. Ну, я и пошёл по лестнице, а на лестнице…
Понятно, это он по телевизору страшный фильм увидел и пересказывает.
— … в комнате шкаф, открываю, а там топор лежит. Весь в крови и записка…
— Опять записка?
— Ага. А в записке только крест нарисован…
Понятно, теперь Василий будет с драконом сражаться.
— … а тут дракон к окну подлетает, ну я топор и схватил…
Ясно, теперь будет головы рубить, а новые головы будут отрастать быстрее, чем он их рубит.
— … ну, я десятую голову срубил и решил применить хитрость…
Записку ему показать? Волшебная та записка, наверное.
— … дракон как крест увидел, так и упал замертво.
Сейчас красавица появится.
— … взял я её за руку и говорю: «Будь моей женой».
Если согласится, то сну конец. Если нет — будет продолжение.
— … говорю, что понимаю. Против воли отца не пойду, разбойника найду и…
Так… Значит, сериал продолжается. Завтра будет победа над разбойником.
— И тут я проснулся.
— Отлично, Василий. Завтра досмотришь.
— Вот видишь, у меня все сны многосерийные.
— В шахматы сыграем?
— Не умею я, ты знаешь. Да и не люблю в них играть.
— Ты же не играл, а уже не любишь.
— Ну и что? Я слышал, французы лягушек едят. Я лягушек не пробовал, а уже не люблю.
— А ты попробуй.
— После тебя, ладно? Могу наловить. Хоть сейчас.
— Не надо.
Василий ещё посидел, потом говорит:
— Ладно, пойду я. Я обещал кур накормить и дрова из сарая принести. Я к тебе по дороге заскочил.
— По дороге к сараю или к курам?
— По дороге, чтобы сон рассказать. Завтра ещё расскажу.
Василий надевает куртку, идёт к двери, останавливается и уточняет:
— Завтра про разбойника расскажу. Даже если сон другой будет.
Духовое ружьё
Василий очень хозяйственный. Мы с Вовкой когда идём, то по сторонам смотрим. А Василий смотрит под ноги — вдруг что полезное попадётся. У него в сарае есть две коробки для такого «полезного». Туда нам заглядывать не разрешают, но я знаю, что лежит в этих коробках. А лежит там всё, что Василий на дороге находит. Увидит железяку — обязательно поднимет. Повертит её так и сяк, потом выбросит. Это если железяка тяжёлая. А если что в кармане помещается, то это потом обязательно в коробку будет положено.
Особенно Василий гвозди любит. Даже ржавые и гнутые.
— Ничего, — говорит, — молотком выпрямлю, в тисках согну, пуля получится.
Пулями он называл всё, что вылетало из его рогаток. А рогаток у него было штук десять. Больших и маленьких. Маленькие — для домашней стрельбы, чтобы меткость развивать. Большие — для охоты. Не знаю, на кого охотился Василий, но большие рогатки были серьёзным оружием. При мне он выстрелил в лист жести, которой крышу покрывали, там даже вмятина осталась.
У меня тоже была рогатка. Стрелял я «пульками». Нашёл как-то кусок толстой алюминиевой проволоки, разрезал её кусачками, согнул, и получились пульки. Но разве мои пульки могли сравняться с пулями Василия, сделанными из толстых гвоздей?
У Вовки рогатки не было. Он даже летом книжки читал, не до рогаток ему. Зато он всегда был готов рассказать нам интересные истории.
Сидели мы как-то на берегу озера. Чтобы не скучно было сидеть, стали камни в воду бросать — «блины» делать. У меня пять «блинов» получилось, у Вовки три, а у Василия семь. Сжульничал он, конечно. Семь сам насчитал. Мы спорить начали, а он говорит: «Тогда пересчитайте». И смеётся — вода-то уже гладкая стала.
Вовка стал искать плоский камень, чтобы рекорд Василия побить, но нашёл старую шариковую ручку.
— Василий, — закричал Вовка. — Тебе ручка не нужна?
Взял Василий ручку, развинтил, стержень выкинул, а трубку в карман положил.
— Для школы оставлю, — сказал он. — Если бумагу разжевать и из трубки дунуть, то на уроке повеселее станет.
— А у индейцев духовые ружья были, — сказал Вовка. — Я читал, что они охотились с ними. Это трубки такие, а внутри стрела отравленная. Это если на кабана. А если на птицу, то можно и неотравленную.