Выйдя из подвала, приказал Спивакову посадить задержанного на первый же поезд в Большеград, предупредил, что в следующий раз тот так легко за нарушение правил пограничного режима не отделается.
— Спасибо вам! — выпалил на прощание парень.
— На здоровье! — как всегда насмешливо ответил старший лейтенант. И тут же бросил Мореву: — Ну, поехали!
— Куда?
— На заставу!..
2
В маленькой столовой было всего четыре столика. Но больше и не надо: ели все в разное время, по мере того как возвращались из нарядов.
Проголодавшись в поездке, Морев влетел, когда ребята наворачивали уже второе. Он подошел к окошку раздаточной, взял полную тарелку рассольника и сел рядом с Глазковым, доедавшим свои макароны по-флотски. Ел тот неторопливо, даже с ленцой — видимо, приканчивал добавку. Письмо, которое Морев только что взял в дежурке, лежало в кармане брюк. Но он не торопился его вскрывать: все равно знал, что там накорябано. Да и не принято было читать письма во время еды — не дома.
На пороге выросла высокая и стройная фигура начальника заставы.
— Ну что, трудимся? — сказал он.
— Приходится, — подал голос Незаконченное Высшее.
— Да, сразу видно: работа по душе, не то что снег разгребать!
— Так ложка же чище берет! — заметил Игнатов.
— С тобой, Игнатов, у меня еще будет разговор!
— О чем, товарищ старший лейтенант?
— О том. Сам знаешь!
Незаконченное Высшее обеспокоенно посмотрел на Игнатова, который, потупив взор, продолжал ковырять вилкой макароны.
— Вот-вот! — заметив эту молчаливую игру взглядов, сказал начальник заставы.
— Товарищ старший лейтенант, пообедайте с нами! — вдруг пригласил Сухов.
«Хитрит Незаконченное Высшее, выручает приятеля!» — подумал Ревякин. Но в душе он не осуждал ни Игнатова, предупредившего соседний наряд о появлении начальства, ни Сухова за его теперешний ход конем. Нельзя ожидать от солдат взаимовыручки в бою, если каждый из них будет думать только о своей выгоде. Но короткое внушение Игнатову не помешает, пусть не думает, что все вокруг дурачки.
Однако на приглашение пообедать Ревякин ответил вежливо и серьезно:
— Спасибо, я дома поем.
— Дома, конечно, вкуснее, — изрек Синицын.
— Не знаю, не знаю, — несколько загадочно произнес старший лейтенант и отступил в коридор.
Морев ел клюквенный кисель и думал о своем. И вдруг его внимание привлек разговор за соседними столиками.
— Просто ума не приложу, что делать с этим чертовым псом! — сокрушенно вздохнул Сухов.
— Опять, что ли, задел сигнализацию? — спросил Игнатов.
— Ну, если бы раз или два, а то уже четвертый день гоняю Глазкова на место сработки!
— И все в одно время?
— Тютелька в тютельку! Хоть часы проверяй!
— А что это за пес? — поинтересовался Синицын.
— Да обыкновенная дворняга, — ответил Сухов. — Двули!
— Чего?
— Двули. Дворняжка уличная.
— А чего ей там надо?
— Вот это ты у нее сам спроси!
— У нее или у него? — полюбопытствовал Игнатов.
— Не заметил, — ответил Сухов.
— За три дня можно бы и заметить!
— Вам все смех.
— Больше не будем, — пообещал Игнатов и уже серьезно спросил: — Все на том же втором участке?
— Все там! Облюбовал себе местечко у самой системы!
— А старший лейтенант что говорит?
— Хмыкает. «Сами решайте! Еще не хватало, чтобы я за вашими тузиками гонялся!»
— Развивает у нас смекалку! — догадался Игнатов.
— Пристрелить ее, да и весь разговор! — вдруг сказал Синицын.
— Как пристрелить? — недоуменно переспросил Сухов.
— Дать короткую очередь…
— Ты это серьезно?
— А чего такого? Собака же, не человек!
— И ты бы мог?
— Ну чего привязался? — Синицын вспыхнул и вышел из-за стола. — Мог, не мог! А если бы это враг был? Ты бы тоже рассусоливал?
— Тебе не кажется, Синицын, что это сравнение хромает на обе ноги? — с убийственной вежливостью осведомился Сухов.
— Думаешь, раз из Ленинграда, то умнее всех?
— Думаю, но другое.
Синицын обернулся:
— Что другое?
— А вот этого я не скажу.
Синицын, сердито придержав взгляд на тонком лице Сухова, вышел из столовой.
— Морев! — обратился после паузы Игнатов. — Ты бы завез ее куда подальше.
— Ладно! — подумав, ответил тот.
— Что толку? — сказал Глазков. — Все одно вернется!
