Шрифт:
Так и случилось: в ту ночь кровать снова лязгала от моих ударов ногами, и снова ремни стягивали мои запястья. На меня снова опустилась тьма – в наказание за то, что я привлекла к себе внимание гостей.
«Я буду умницей! Буду умницей! Буду умницей!» – я кричала бы так до хрипоты, если бы не… прикосновение.
Каждый раз дверь тихо открывалась, рисуя полумесяц света, который в следующее мгновение сужался, и в темноте к кровати кто-то подходил. Чьи-то теплые пальцы находили мою руку и нежно ее сжимали, чертя на ней ласковые кружочки, которые я никогда не забуду.
А потом все проходило, моя боль выливалась вместе со слезами. Сердце замедляло удары, успокаивалось, всхлипы переходили в ровное дыхание, и я пыталась разглядеть в темноте руку, которая дарила мне чувство покоя.
Но мне никогда не удавалось ничего увидеть. Была лишь ласка. Только это утешение.
Глава 23. Медленно и настойчиво
И девочка сказала волку:
– Какое у тебя большое сердце!
– Это чтобы вместить всю мою ярость.
Затем девочка сказала:
– Какая у тебя сильная ярость!
– Это чтобы скрыть от тебя мое сердце.
Я лежала в постели. Руки вдоль тела, ноги вытянуты. Голова как чугун. Попыталась пошевелиться, но не смогла. Что-то удерживало меня, прижимая к матрасу. Я попробовала поднять руки, но они как будто были привязаны.
– Нет, – вырвалось у меня, и дыхание сбилось от паники. Я хотела встать, но что-то мешало мне двигаться.
– Нет…
Воздух вокруг меня снова запульсировал, кошмар продолжался. Мои пальцы дергались, скребли простыню, но я не могла пошевелить ни руками, ни ногами.
– Нет, нет, нет! – крикнула я. – Нет!
Дверь распахнулась.
– Ника!
Голоса заполнили комнату, но я продолжала ерзать, никого не видя. Паника ослепила меня. В голове носилась одна и та же мысль: меня связали.
– Доктор! Она проснулась!
– Ника, успокойся! Ника!
Затем кто-то, всех растолкав, протиснулся вперед и вырвал меня на свободу.
Я набрала в легкие побольше воздуха, подтянула ноги к животу и, все еще потрясенная, схватила руку, которую нашла рядом, и сильно сжала ее. Человек, который меня освободил, замер, когда я в него вцепилась. Я прижалась лбом к его запястью, дрожа и щуря глаза.
– Я буду умницей… Я буду умницей… Я буду умницей…
Все смотрели на меня, затаив дыхание. Ладонь, которую я держала, сжалась в кулак, и я боялась, что сейчас она вырвется из моей руки. Только когда через несколько мгновений я открыла глаза, то поняла, кому она принадлежала.
На скулах Ригеля вздулись желваки. Он перевел взгляд с меня на Далму с Асией, потом на человека, которого я никогда раньше не видела, и глухим голосом сказал:
– Выйдите отсюда.
Наступила долгая тишина, но я не поднимала глаз. Через некоторое время послышались удаляющиеся шаги. Ко мне подошла Анна.
– Ника!
Ее жаркая ладонь коснулась моей щеки. Я лежала в своей кровати, в своей комнате, а не в общей спальне Склепа. То, что сковывало меня минуту назад, оказалось одеялом, которым кто-то слишком старательно меня укутал. Не было ни ремней, ни металлической сетки на пружинах.
– Ника, – прошептала Анна срывающимся голосом, – все хорошо.
Матрас прогнулся под тяжестью ее тела, а я все еще держала Ригеля за запястье. Я сжимала его, пока пальцы Анны мягко не скользнули в мои и не убедили меня его отпустить.
Она легонько погладила меня по голове, и я услышала, как уходит Ригель. Когда я подняла голову, чтобы найти его, то увидела закрывающуюся дверь.
– Там врач. – Анна тревожно посмотрела на меня. – Мы сразу же вызвали его, как только принесли тебя домой. Надо, чтобы он тебя посмотрел. Я переодела тебя в теплую пижаму. Тебя не морозит? А то…
– Прости меня, – перебила я ее сиплым шепотом.
Анна по-доброму посмотрела на меня, и я не смогла выдержать ее взгляд. Чувствовала себя опустошенной, разбитой и ущербной. Уничтоженной.
– Я хотела бы быть идеальной, – призналась я, – ради тебя, ради Нормана.
Я хотела быть похожей на других девушек моего возраста, вот в чем правда. Но я оставалась наивной и уязвимой. Я твердила себе «Буду умницей», потому что постоянно боялась ошибиться и быть за это наказанной.
Ремни на руках травмировали меня до такой степени, что у меня начались приступы так называемой ассоциативной паники. Слишком крепких объятий, стесненности в движениях или простого чувства беспомощности было достаточно, чтобы я начала испытывать ужас.