«Иисус. Я надеюсь, что это так.»

«Если это не так, мы вряд ли об этом узнаем».

— Ты холодный ублюдок, Лессинг. Христос!»

«Меня зовут Эк, помнишь? В этой миссии я Эк.

Че фыркнула, вытерла свой короткий нос такими же короткими пальцами и больше ничего не сказала.

Солнечный свет, слабый и бледный, словно просачивавшийся сквозь мелкое море, приносил беззастенчивое облегчение. Лессинг встретил свой отряд у входной двери дома.

«Ни на одном из трупов ничего не обнаружено», — сообщил человек, которого Лессинг назвал Панч. «Никаких бомб, никакого оружия. Пулевых отверстий тоже нет… Наверное, какой-то газ попал в них. Похоже, они здесь из персонала. Панч был шведом, худощавым и костлявым человеком, который выглядел так, будто ему следовало бы пахать камни на каком-нибудь крохотном поле рядом с арктическим фьордом. Лессинг уже работал с ним раньше, во время Баальбекской войны в Сирии. Вместе им удалось спасти деревню, полную арабских беженцев, от чрезмерно рьяного израильского командира танка, который хотел сравнять это место с землей.

Он не должен сейчас думать о прошлом. «Транспорт?» — грубо спросил он.

«Маленький полноприводный Dceda Outdoorsman», — ответил Чар. «Там, в сарае за гаражом. Никаких мин-ловушек. Я проверил.»

«Я удивлен, что ласка не вывела его из строя, — сказал Лессинг, — поскольку он взял на себя труд взорвать электростанцию».

«Тогда ребенок уронил сливу в чертов пудинг», — добавил Че. Объяснение остальным вероятной последовательности событий заняло несколько минут.

Лессинг закончил и спросил: — Кто-нибудь заметил следы на снегу? Он поймал себя на том, что надеется, что их нет — или что они ведут на юг или запад.

— Авто, — лаконично ответил Тин. Он указал на северо-восток. «Маленький — возможно, армейский. Или один из новых вездеходных «Гадюк». Он сплюнул в забрызганный грязью снег у подножия ступенек крыльца. Лессинг позабавил. Этот человек был хамелеоном: он тонко изменил свою позу, позу и акцент так, что теперь выглядел и говорил очень похоже на американца с сельского юго-запада. Провинциал из коровьей страны! Если бы под рукой оказался стебель травы, этот ублюдок бы его сосал! Какой обман! Любой настоящий туземец сразу бы его заметил.

В автомобиле их было четверо: Лессинг, Тин, Чар и Че. Доу оставался угрюмым. Он ушел и стал одиноким караулом на вершине холма за полуразрушенной базой. Панч остался, чтобы обшарить дом и заснеженные фундаменты разрушенных казарм и других зданий комплекса. Лессинг слишком хорошо знал этот тип наемников; он приказал Панчу не украсть ничего, что можно было бы пропустить, и не рвать это место на части, как юный грабитель из гетто. Пусть власти догадываются, кто и зачем пришел в гости.

Указатель уровня топлива показывал примерно на четверть, чего было достаточно для быстрого поиска. Двенадцать миль туда и двенадцать назад, решил Лессинг на всякий случай. Если они не догонят ласку в этом диапазоне, то Гомес может послать кого-нибудь другого.

Они ехали молча, след «Гадюки» висел перед ними двойной линией по снегу — железная дорога в ад. Лессинг устал. Он снова потер переносицу. Че, сидевший рядом с ним на переднем пассажирском сиденье, с беспокойством взглянул на него. Он надеялся, что она сохранит при себе любые эротические фантазии. Она была отличным товарищем — и со временем могла бы стать хорошим другом — но для Лессинг она имела почти такую же сексуальную привлекательность, как покрытые льдом кактусы, вырисовывавшиеся бледными призраками за окном машины.

Он ненавидел вспоминать, но воспоминания все равно приходили. В последний раз женщина-наемница намочила ему трусики в Иерусалиме во время Баальбекской войны. Она умерла где-то недалеко от Дамаска, в безымянной канаве, полной сырцовых кирпичей, возраст которых был ровесником Вавилона.

Справиться с работой. Делайте необходимое, как сказал Гомес со своим безупречным британско-индийским акцентом. Сделай необходимое и уходи.

Кто бы ни водил «Гадюку», он знал дорогу. Под занесенным снегом было что-то вроде дороги, две колеи, которые когда-то были асфальтом, но теперь превратились в замерзшую грунтовую дорогу. Из серого запустения, мескитовых зарослей, полыни, камней, валунов и искривленных каменных монолитов выросло еще больше безмолвных кактусов. Это было похоже на пустую часть Ада.

«Там!» — резко сказал Тин. Лессинг, сидевший перед ним на водительском сиденье, подпрыгнул и выругался себе под нос.

«Проклятье!»

«Прямо там.» Мужчина наклонился мимо него, чтобы указать. Гусеницы «Гадюки» свернули, сделали почти полукруг и нырнули за поваленный седой кустарник. Одометр показывал, что они проехали одиннадцать миль.

Лессинг развернул их машину и остановился, разбрызгивая слякоть. Они высыпались, укрылись за машиной и осмотрелись. Ничего не двигалось. Он дал им знак выстроиться в тактический отряд. Холст зашуршал; оружие щелкнуло; Астматическое дыхание подростка хрипело в холодном воздухе. Тогда они были готовы. Вокруг кучи кустарника было около пятидесяти метров.

Лессинг прищурился, затем махнул рукой, призывая к быстрому наступлению. Они начали бежать трусцой, затем рысью. Кусты, камни, снег, крошечные следы — у Лессинга было время задуматься, были ли это кролики, белки или что-то еще — затем они достигли переплетения черных ветвей и мусора, вокруг которого кружил Гадюка. Здесь не было дороги. Водитель, видимо, потерял управление. Перед его глазами непроизвольно возникло испорченное мясо Артура Л. Коппера, а затем исчерченное мелом лицо мертвого мальчика в подземном офисе.