Шрифт:
Юста посмотрела на Ньюку — тот стоял рядом с Порфирием.
«Хорош, — подумала она, — статен, видна генеральская порода! А ты, обворожительная начальница, детей-то не имеешь, а рассуждаешь. Вот заведешь своих, тогда… А может, и вправду пора?»
— Пора, — повторила она вслух.
Пуэла, как ни странно, очнулась от этого слова и тихо, даже как-то жалобно, произнесла:
— Пуговичку я хотела на место пришить, когда он вернется.
— Вот видите, — Юста обратилась к Порфирию Петровичу, — всё прояснилось. И как стул переместился в палату с балкончика, и как пуговица в кармане оказалась? А вы говорите: «Невменяемая».
— Стул? Не понимаю его роли! — буркнул в ответ Порфирий Петрович. — Ну, стоял стул, потом дождь пошел — женщина и убрала его, чтобы не намок.
— Но ведь кто-то этот стул поставил на балкон? — продолжила Юста. — Как вы думаете, Ньюка: кому понадобился стул на балконе, да еще в сырую погоду? Вы застали деда на балконе или в палате?
Ньюка, давно не участвующий в разговоре, явно не ожидал вопроса. Он как-то дернулся, посмотрел на балкон и что-то хотел ответить, но Порфирий Петрович его опередил:
— Молодой человек застал своего дедушку где положено и ни к какому стулу отношения не имеет.
— А я не настаиваю по поводу стула, — возразила Юста. — Наверняка внук застал деда в палате — погода была мерзкая. Вы, Ньюка, сами же сказали: «Дождливо было». На балконе в дождь неуютно. Не правда ли?
Ньюка кивнул головой. Порфирий Петрович, видимо, решил остаться и сел в кресло. Жестом он велел Ньюке сеть рядом на диван.
— Таким образом, нам всем ясно, что стул на балкон поставил либо сам генерал, либо еще кто-то. Вы согласитесь со мной, уважаемый Порфирий Петрович? — Юста впервые назвала адвоката по имени и отчеству.
— Я повторяю: мне эта тема со стулом непонятна. Допустим, генерал захотел подышать свежим воздухом. Открыл балкон и поставил стул — ему захотелось там посидеть. Это же в госпитале не запрещено? — Порфирий Петрович обратился к главврачу:
— У вас здесь можно дышать на балконе?
Главврач, до этого тихо наблюдавший за происходящими событиями, не сразу сообразил, что адвокат обращается к нему. Он приподнялся с дивана, потом снова присел и только тогда ответил:
— У нас дышать можно везде.
— Но не вываливаться с балкона, — добавила Юста и спросила: — А вы, уважаемый доктор, зачем заходили в палату, когда там появился Ньюка?
Доктор сначала никак не отреагировал на вопрос. Он сделал вид, что не очень расслышал его, и после паузы, несколько поморщившись, ответил:
— Я могу заходить куда угодно и к кому угодно. Это моя обязанность.
— Да, конечно, — согласилась Юста. — Но этот случай необычный: пациент мертв не по показаниям болезни. Может быть, вы всё-таки объясните, зачем вы зашли в палату?
— Я зашел для того, чтобы справиться о здоровье пациента. Вас такой ответ удовлетворяет? — ответил доктор.
— Удовлетворяет, — ответила Юста. — То есть вы, Ньюка и генерал некоторое время находились в палате втроем. Не так ли?
Ответа не последовало. Главврач внимательно ожидал продолжения в рассуждениях Юсты. Порфирий Петрович, хотя внешне выглядел спокойным, но по повороту головы можно было догадаться, что он тоже был начеку и готов был вмешаться в монолог Юсты в любой момент. А Юста, не прерываясь, продолжала:
— Это означает только одно: что вы были последними, кто видел пациента живым. Если это так — а это именно так, — то остается выяснить, что или кто был вольной или невольной причиной дальнейших событий.
— Вы что же — подозреваете нас в том, что произошло с пациентом? — возмущенно спросил доктор.
— Это моя обязанность — подозревать и расследовать, — парировала Юста.
— Но у вас нет никаких доказательств, — несколько успокоившись, произнес доктор.
— Да, прямых пока нет, но и у вас нет железного алиби, — ответила Юста.
Наступила напряженная тишина. Участники мероприятия почувствовали, что вот-вот наступит кульминация всех событий. Противостояние следователя и подозреваемых было налицо. Порфирий Петрович первым нарушил общее молчание.
— Я думаю, что у нас пока что действует правило презумпции невиновности. Вам не стоит, — он обратился к Юсте, — обвинять без доказательств и тем самым унижать уважаемого человека и совершенно невинного юношу. У этих подозреваемых, как вы их обозначили, совершенно не было никаких мотивов для совершения такого деяния. А подозревать доктора — это просто смешно. Я боюсь быть несколько циничным, но полагаю, что у якобы злонамеренного доктора было бы множество вариантов, чтобы скрытно загубить пациента, а не выбрасывать его с балкона. — А ваш пресловутый стул, — продолжил Порфирий Петрович, — он вообще не вписывается в картину преднамеренных действий подозреваемых. Зачем им стул при сбрасывании генерала вниз? Это даже не смешно, если только можно говорить так об этой трагедии, а весьма глупо.