Виртус шел ровным шагом, Труд - тоже, но на почтительном расстоянии, а Джон натер ногу и хромал. Долго думал он, под каким предлогом остановиться и, наконец, сказал просто:

– Друзья мои, идти я больше не могу.

– Ты должен, - сказал Виртус.

– Мы вам поможем, сэр, - сказал Труд.
– Не привыкли вы, силы нету.

И они подхватили его под руки, и вели много часов, и к вечеру услышали крики чаек, и Виртус воскликнул:

– Мы у берега!

– Еще далеко, сэр, - сказал Труд.
– Чайки залетают от моря миль на тридцать, когда плохая погода.

И они еще долго шли, и серое небо стало черным, и они увидели хижину, и постучались в двери.

Глава 2

Три Бледных Брата

Войдя в дом, они увидели трех молодых людей, очень худых и бледных, которые сидели у печки. Потолок был низкий. У одной стены стояла скамья, застланная мешковиной.

– Мы не богаты, - сказал один из бледных людей, - но я управитель, и долг велит мне разделить с вами трапезу.

Звали его Угл.

– Убеждения не позволяют мне повторить слова моего друга, - сказал другой.
– Я выше заблуждений, называемых гостеприимством и жалостью.

Его звали Классикус.

– Надеюсь, - сказал третий, - вы бродите по пустынным местам не потому, что заражены романтикой.

Он назывался Гумани.

Джон слишком устал, чтобы ответить, Труд не посмел бы, но Виртус сказал Углу:

– Вы очень добры.

– Я ничуть не добр, - сказал Угл.
– Я делаю то, что должен делать. Моя этическая система зиждется на догме, а не на чувстве.

– Прекрасно вас понимаю, - сказал Виртус.

– Неужели вы из наших?
– воскликнул Угл. Неужели вы схоласт и богослов?

– Простите, - сказал Виртус, - в таких делах я не разбираюсь, но знаю, что правилу надо следовать, ибо это - правило, а не потому, что мне так угодно.

– Да, вы не из наших, - сказал Угл, - и вы, конечно, погибнете. Языческие добродетели - лишь блестящие пороки. Приступим к трапезе.

И мне приснилось, что бледные люди вынули три банки мясных консервов и шесть галет. Угл поделился с гостями своей порцией. Каждому досталось очень мало, но все же Джон и Труд что-то съели, ибо Виртус и Угл наперебой уступали им свою еду.

– Пища наша проста, - сказал Классикус, - и придется не по вкусу тем, кто изощрил свою чувственность в южных краях. Но оцените совершенство формы. Банки - безупречный куб, галеты - квадрат.

– Надеюсь, - сказал Гумани, - вы заметили, что мы не употребляем старых, романтических приправ.

– Заметили, - скзал Джон.

– Все лучше редиски, - сказал Труд.

– Вы здесь живете, господа?
– спросил Виртус.

– Да, - отвечал Гумани.
– Мы основали общину. Народу у нас мало, пищи тоже, но когда мы возделаем эту землю, всего будет достаточно, конечно, для умеренных людей.

– Это прекрасно!
– сказал Виртус.
– Каковы же ваши принципы?

– Вера, гуманизм, классицизм, - сказали хором бледные люди.

– Вера! Значит вы - управители?

– Ни в коей мере!
– вскричали Гумани и Классикус.

– Но вы верите в Хозяина?

– Меня эта проблема не занимает, - сказал Классикус.

Я же, - сказал Гумани, - знаю точно, что Хозяин просто миф.

– А я, - сказал Угл, - знаю точно, что Хозяин - истинный факт.

– Как странно!
– сказал Виртус.
– Не пойму, что же вас объединило.

– Ненависть, - сказал Гумани.
– Да будет вам известно, что мы - братья, и отец наш - мистер Умм.

– Я его знаю, - сказал Джон.

– Он был женат дважды, - продолжал Гумани.
– Первую его жену звали Мерзилия, вторую - Хладилия. От первого брака родился Сигизмунд, наш сводный брат.

– Я знаю и его, - сказал Джон.

– Мы же, - сказал Гумани, - родились от второго.

– Так мы в родстве!
– вскричал Виртус.
– Вы, наверное, знаете, что у Хладилии был сын от первого брака. Это я и есть. Мы - сводные братья. Как ни жаль, отца своего я не помню и даже слышал, что его не было.

– Ни слова больше!
– сказал Угл.
– Вряд ли вы полагаете, что этот предмет нам приятен. К тому же, моя должность велит мне отречься даже от законных родственников.

– Кого же вы все ненавидете?
– спросил Джон.

– Учились мы, - сказал Гумани, - у нашего сводного брата, в Гнуснопольском университете, и знаем, что всякий, связавшийся со старым Блазном, навсегда остается рабом его темнокожей дочери.

– А сами вы бывали у лорда Блазна?
– спросил Джон.

– Конечно, нет. Мы научились ненавидеть его, наблюдая за тем, как повлияли его песни на других. Ненависть к нему - первое, что нас объединило. Затем мы обнаружили, что, живя в Гнуснополе, неминуемо попадешь в темницу.