Когда его наконец догнали на дороге, он произнес, не прекращая идти в выбранном направлении:

— Мы не можем терять ни минуты. Я должен как можно скорее вывести вас за пределы действия света.

Поэтому дальше они молча шли на восток от загадочной станции по какой-то тесной скальной горловине. В какой-то момент рельсовый путь вдруг кончился и превратился в узкую тропинку между утесами.

— Теперь вы можете на минуту обернуться, — первым нарушил молчание Ришивирада, опираясь на каменный выступ в форме террасы.

Его товарищи поспешно воспользовались этим разрешением. И тогда в далекой перспективе они в последний раз узрели станцию Буон-Ритиро, а там, еще дальше, позади нее — чернеющие очертания «Инфернала»...

Внезапно из фосфоресцирующих гранитов начали выплетаться густые фиолетовые пряди мглы, скатываясь громадными и плотными клубами на вокзал и железнодорож¬

– 265 -

ное полотно. Они вырастали из ощетинившихся острыми шпилями вершин, из выстланных осыпями расселин, ущелий, перевалов и, сворачиваясь в чудовищные муфты, лавиной падали вниз. Вскоре они покрыли собой все. В хаотическом фиолетовом сплетении облаков безвозвратно исчезла станция, омертвевший поезд и спящие путешественники...

— Это конец, — вполголоса сказал индус. — А нам пора в дорогу. Через три часа увидим рассвет.

И, уже ничего не говоря друг другу, они двинулись дальше на восток...

– ------------------------

Европейские газеты с 30 августа и в последующие дни 2345 года разнесли сенсационную новость о таинственном исчезновении поезда «Infernal Мeсditеrrane номер 2», который покинул Барселону 23 августа в 18.10. Последней станцией, которая сигнализировала о его появлении в 21.15, была итальянская Вентимилья. Какова была дальнейшая судьба поезда и его пассажиров, неизвестно. В любом случае в Сан-Ремо его уже не видели ни в ту ночь, ни в последующие. Однако катастрофа была исключена; нигде на линии не нашли ни малейших следов, которые подтвердили бы такое предположение. Все поиски и расследования закончились ничем. «Инфернал» непостижимым образом исчез без следа где-то на перегоне между Вентимильей и Сан-Ремо.

ЭНГРАММЫ ШАТЕРЫ

Баллада о верном сердце

Пространство было пустым. На всем обозримом протяжении тянулись лишь ленты рельсов, да торчали по обочинам мостовой телеграфные столбы. Когда ветер на мгновение затихал, в проводах слышалось приглушенное мурлыканье тока; когда возвращался снова, подкрепленный множеством свежих порывов, глухой говор депеш жалобно ворчал в пространстве...

С придорожных деревьев время от времени слетали пожелтевшие листья и, попавшись в когти мятежных вихрей, рвущих их на части, переносились через насыпь на другую сторону или, вытянувшись увядшей, шелестящей ватагой, грустно катились вдоль дороги. На осеннем небе сумерки расстилали полотнища из облаков и одевали мир в цвета серой скуки, в полотно из туманов; в дождевом помешательстве блуждала по полям тихая меланхолия...

Шатера плотнее закутался в плащ, поднял воротник и пошел дальше. Начальник станции любил эти прогулки в сторону Кнежова вечерней порой, когда все мутнеет, очертания размываются и мир отдается во власть сумеречного царства. Ему нравился этот удивительный час под конец дня, когда тени заволакивают землю и рождается великая тайна. Каждое дерево, каждый куст, каждый ветряк или лежащий на краю поля камень преображался в предивную

– 267 -

загадку, встречные люди и манили и обманывали видом своим. Из закоулков сумерек выплывет кто-то безымянный, расправит скорченные дремотой члены, поднимет голову, улыбнется. Бедное, обездоленное создание серого часа. Начальник станции в Закличе понимал глубокий лиризм этого времени, ибо чувствовал, что в мелодиях сумерек плывут его собственные, берущие за сердце тона.

Людвик Шатера был любителем воспоминаний, ибо никогда не мог смириться с вечным течением событий, вещей и людей. Каждое мгновение, безвозвратно уходящее в прошлое, имело для него бесценную, неоплатную стоимость, и с каждым из них он расставался с чувством невыразимого сожаления. Он отдал бы все что угодно за то, чтобы вернуть их с этого пути, остановить исчезающих там, за поворотом! Но знал, что жертва будет напрасной и он не спасет того, что прошло, поэтому жизнь его, в конце концов, стала розарием прощаний и расставаний, одной большой, наполненной бесконечным лиризмом песнью разлуки в глубинах верного сердца, посвященной тому, что прошло и развеялось вдали...

Больше двух лет, в сумеречные часы, когда уже прошли все поезда и он был свободен от службы до трех часов утра, Шатера выбирался на прогулку, всегда в одну сторону: в направлении ныне не существующего полустанка в Кнежове. Год назад здесь еще стояло станционное здание с башенкой стрелочника перед входом, с двумя семафорами и парой стрелочных переводов. Начальником маленькой станции, расположенной всего в четырех километрах от Заклича, был приятель Шатеры, помощник Дронь, тихий, добродушный и усердный чиновник. Полустанок в Кнежове, у которого притормаживали только товарные поезда, выполнял важную функцию маневровой станции для грузовых вагонов, которые переводили на боковую линию, где они некоторое время отстаивались, прежде чем их отправят в дальнейший путь.

Эта станция, существовавшая с незапамятных времен, внезапно ни с того ни с сего была ликвидирована. То ли ее сочли лишней, то ли оказалась излишне обременительной

– 268 -

для железнодорожного бюджета — неведомо: достаточно того, что эта маленькая станция закрылась. Дроня перевели куда-то на границу, а стрелочника Зака определили на службу при станции в Похмарзе. От прежней станции не осталось и следа: здания снесли до основания, рабочие объекты и сигналы убрали. Исчез с лица земли даже сад, окруженный штакетным забором, в котором они с приятелем провели столько вечерних часов, поснимали даже рельсы для перевода вагонов на другой путь. Только верстовой камень, белевший в нескольких шагах от телеграфного столба, указывал место, где когда-то была станция.