Я поведение животинки тоже не одобрила: пока беглянку ловили, меня пытались поддержать и приободрить. В очень сомнительных выражениях. Предпочитаю остаться в живых, а не «навеки в нашей душе и памяти». Еще бы букеты с венками поднесли на дорожку, то-то лошадь бы порадовалась!

Нет, теперь я точно обратно вернусь! Назло друзьям и магистрату!

О непрошенных открытиях.

В кабинет к Вилену я заходила, как первые христиане к рычащим на арене львам. Точно зная, что меня сейчас там будут заживо жрать, а надеяться можно только чудо. Лимит на которые еще на прошлой неделе закончился. Копьями в спину меня никто не толкал, но упорный взгляд секретаря производил примерно такое же впечатление. Я зажмурилась, попыталась то ли перекреститься, то ли махнуть рукой на прощанье, глубоко вздохнула и шагнула в канцелярское логово.

В первую нашу встречу у Вилена был взгляд высматривающего добычу пирата. За прошедшее время приглянувшийся корабль давно успели взять на абордаж и сейчас решали судьбу побежденных. Судя по виду чиновника, он как раз подыскивал наиболее подходящую для меня рею. И мысленно уже завязывал на шее веревку.

– - Объясните, чего на этот раз вам не хватало?

Я озадачилась. Не хватало мне, собственно говоря, пропавших постояльцев. Но сообщать об этом возможному организатору их похищения показалось вредным для кармы. Сам вопрос мне тоже не понравился: раньше потребностями приюта в магистрате особо не интересовались. С чего сейчас-то такая забота?

– - Опять на голод и недостаток финансирования сошлетесь?

Не поняла… Голод-то здесь при чем? Он что, в поедании собственных подопечных, обвинить меня пытается? Этот Вилен когда-нибудь лича со скелетоном видел?
– от такого обеда даже голодная Йожка откажется!

К настолько абсурдным нападкам я точно была не готова. И возразить нечего – любое оправдание полной чушью покажется. Мысленно представила, как объясняю, что огрятина для меня жестковата, а лепреконина – жирновата… И диетолог не рекомендует… Вместо каторги в сумасшедший дом отправят!

– - Или Вы считаете подобные происшествия вполне нормальными и допустимыми?

Нормальным я вообще уже ничего не считала: ни пропажу постояльцев, ни наш разговор, ни самого чиновника. Насчет себя была пока не уверена, так и беседа еще не закончилась…

– - Я жду ответа, для чего вы все это затеяли?

Очень хотелось задать Вилену тот же вопрос, - зачем ему понадобилось впутываться в похищения? Долю от причитающихся нам денег пообещали или сослуживцев захотел выгородить? Но о пропажах в приюте он точно знает, значит, и сам к ним причастен.

Я демонстративно изобразила пленного партизана на допросе, -- выпятила грудь (не очень убедительную), сделала презрительное лицо и намертво сжала зубы. Раз чиновник так настойчиво добивается моего признания, буду молчать до последнего. Все, мною сказанное, против меня же и обернется.

– - Вы хоть понимаете, чем это обернется для приюта? Лично для Вас?

Еще как понимаю, поэтому ни в чем и не признаюсь! Тон Вилена оставался по-прежнему холодно-спокойным, он даже голос не повысил. Ни злобных гримас, ни насупленных бровей, ни одного лишнего движения… Выдавал чужое бешенство только взгляд. Судя по нему, мечтать о простом повешении мне уже не стоило. В лучшем случае – рыбам скормят. По маленькому кусочку. Причем, чиновник лично от меня их отгрызать будет!

– - Нападение на человека не самым удачным образом скажется на репутации всех попаданцев.

– - На кого? – удивилась я. Мы с Ольгой пока не пропали, а других людей в приюте сейчас вообще не было.

– - На уважаемого господина Наррина… -- Озвученного уважения в тоне собеседника не удалось бы и под микроскопом обнаружить, но сейчас было не до того.

– - Причем здесь вообще наш градоправитель?

Мы с чиновником в одинаковом обалдении уставились друг на друга.

– - А на кого еще Ваши постояльцы охотились? – От удивления Вилен оправился первым, хотя это не его реакцию три года вурдалаки с упырями развивали. Занимательная должна быть у человека биография, если его вообще ничем из равновесия не выведешь.

К жизни моих подопечных у меня тоже появилось много очень срочных и интересных вопросов. Кто именно, на кого и зачем нападал, я понятия не имела, в чем и заверила собеседника. Признаваться в собственно неведении было стыдно: получалось, что ничего я в приюте не контролирую. К тому же, чиновник мне явно не поверил.

– - Не знаю, что за игру Вы затеяли и для чего, но она может очень плохо кончится.

С эти точно не поспоришь! Если постояльцы начали на местных жителей охотиться, да еще и самого градоправителя в качестве первой жертвы выбрали…

***

Говорят, бешенство передается через укусы. Лично мне для этого и одной беседы хватило. В приют я ворвалась, как инквизиция в логово еретиков. И примерно с теми же намерениями – пришибить тут всех к йожкиной матери!

Срочно согнанные в большой зал постояльцы были молчаливы, задумчивы и испуганно жались к противоположному от меня выходу. Охраняла этот путь к спасению троица троллей, чьи большие кулаки определенно казались присутствующим меньшим из зол.

– - Ну, признавайтесь! – рявкнула я.