Стерн, не отрывая взгляда от рыжеволосого человека, обреченного на близкую смерть, сказал:

– Вы весьма убедительны, Ред.

– Я не только убедителен, но и полностью прав. – Огилви неожиданно резко отодвинул стул и поднялся на ноги. – Настолько прав, что немедленно отправлюсь домой упаковать вещи и ловить такси до военно-воздушной базы Эндрюс. Поместите меня на военный самолет, нет никакой необходимости извещать всех о моем присутствии на коммерческом трансатлантическом лайнере. Индюкам из КГБ известны все мои паспорта, все прикрытия, которые мне когда-либо приходилось использовать. Сейчас у нас нет времени на то, чтобы изобретать нечто новенькое. Организуйте мне полет через Брюссель на нашу базу в Паломбара. Затем шлите телеграмму Бейлору, чтобы он меня ждал… называйте меня Апачи.

– Апачи? – переспросил Даусон.

– Отличные следопыты.

– Допустим, вы встречаетесь с Хейвелоком, – произнес медик. – Что вы ему скажете?

– Немного. Он мой, как только окажется на расстоянии вытянутой руки.

– Хейвелок – многоопытный человек, Ред, – сказал Стерн, внимательно изучая выражение лица Огилви. – Может быть, у него с головой и не все в порядке, но парень он крутой.

– Прихвачу с собой кое-какое оборудование, – ответил обреченный на смерть, направляясь к выходу. – Я тоже личность многоопытная, что отчасти и объясняет мою трусость. И даже близко не подойду к месту, из которого нельзя выбраться. – Огилви, не произнеся больше ни слова, открыл дверь и вышел. Это был быстрый, легкий уход. Стук закрываемой двери прозвучал как заключительный аккорд.

– Мы его больше никогда не увидим, – сказал Миллер.

– Знаю, – ответил Стерн. – Так же как и он нас.

– Как вы думаете, удастся ему добраться до Хейвелока? – спросил Даусон.

– Уверен, – ответил Стерн. – Он его захватит, передаст в руки Бейлору и парочке медиков, которые работают на нас в Риме, и после этого исчезнет. Ред нам ясно дал понять, что не желает слышать фальшивые утешения в больнице. Наш коллега изберет свой собственный путь.

– Он заслужил право на это.

– Я тоже так думаю, – не совсем уверенно произнес юрист, поворачиваясь к Стерну. – Как мог сказать Ред – «не сочтите мои слова проявлением неуважения»; я молю Господа, чтобы дело с Хейвелоком закончилось должным образом. Его просто необходимо обезвредить. В противном случае к нам начнут привязываться правительства по всей Европе, подогревая страсти у фанатиков самых разнообразных направлений. Посольства превратятся в пепел, будут захвачены заложники и разгромлены наши разведывательные структуры. Мы потеряем массу времени, и – давайте не будем себя обманывать – погибнет множество людей. И все это по милости одного-единственного человека, утратившего равновесие. Нечто подобное мне уже приходилось видеть собственными глазами, причем по поводам, куда менее значительным, чем в случае с Хейвелоком.

– Именно поэтому я и уверен, что Огилви удастся доставить его сюда, – сказал Стерн. – Хотя я тружусь и не в той области, что Пол, все же могу представить себе, что творится в душе у Реда. Он чувствует себя глубоко оскорбленным. На его глазах умирали друзья. Погибали в разных местах, от Африки до Стамбула, и он ничем не мог им помочь в силу своего нелегального положения. От Огилви из-за его работы ушла жена, забрав троих детей. Вот уже пять лет он не видит своих ребятишек. Он остался один на один со своей болезнью и обречен на близкую смерть. И все же он не тронулся умом и задался вопросом: имел ли на это право Хейвелок? За что ему такая привилегия? Наш Апачи отправился на свою последнюю охоту, чтобы поставить последний в своей жизни капкан. Охотник в ярости, и потому охота сулит удачу.

– И еще, – сказал психиатр. – У него ничего больше нет. Это последняя попытка оправдать все.

– Что именно? – спросил юрист.

– Всю боль, – ответил Миллер. – Боль, которую пришлось перенести и ему, и Хейвелоку. Поймите, в свое время он преклонялся перед ней и до сих пор не в силах этого забыть.

Реактивный самолет нырнул с небес вниз на расстоянии сорока миль к северу от аэродрома Паломбара Сабина. Он держал путь из Брюсселя, старательно избегая обычных маршрутов как гражданской, так и военной авиации. Альпы он пересек в их восточной части. Полет проходил на такой высоте, а спуск совершался так быстро, что шансы быть замеченным практически сводились к нулю. О возможном сигнале на радарах системы противовоздушной обороны достигли предварительной договоренности – его появление и исчезновение не должны были сопровождаться никакими комментариями и уж тем более – привести к расследованию. Приземлившись в Паломбаре, он доставит в Италию человека, тайно поднявшегося на борт в Брюсселе в три часа утра по местному времени. Все называли мужчину Апачи – нормального человеческого имени у него просто не было. Как и многие, подобные ему, этот человек не мог подвергаться риску, проходя формальности у стоек иммиграционных служб или на пограничных пропускных пунктах. Внешность и имя можно изменить, однако упомянутые места находились под постоянным наблюдением людей, которые знали, что искать, и, увы, часто добивались успеха. Ум этих людей был натренирован и представлял собой огромный банк данных.

Пилот уменьшил тягу двигателей – он получил подготовку, сажая машины на палубу авианосца, и повел самолет над лесом по пологой глиссанде в направлении аэродрома. Темная посадочная полоса в милю длиной была прорублена в лесном массиве, ремонтные ангары и башня пункта управления находились несколько в стороне. Они были хорошо замаскированы и почти сливались с ландшафтом. Самолет коснулся края полосы; маленькую кабину заполнил рев реверсов. Пилот повернулся в кресле и, стараясь перекрыть шум, почти прокричал, обращаясь к сидевшему позади рыжеволосому человеку средних лет:

– Мы на месте, индеец. Можете забирать свои лук и стрелы.

– Какой остроумный юноша, – произнес Огилви, расстегивая ремни, охватывавшие его грудь. Взглянув на часы, он спросил: – Который здесь час? Я все еще живу по вашингтонскому времени.

– Пять пятьдесят семь. Вы потеряли ровно шесть часов. У вас сейчас полночь, а здесь раннее утро. Остается лишь посочувствовать, если вас ждут на службе. Надеюсь, вам удалось хоть немного поспать?

– Вполне достаточно. С транспортом улажено?

– Вас доставят прямиком к вигваму Большого вождя на виа Витторио.

– Очень смешно. Вы имеете в виду посольство?

– Точно. Вы – специальный груз. Гарантированная доставка прямиком из Брюсселя.

– Все не так. Посольство абсолютно исключено.

– Но у меня такой приказ.

– Я отдаю другой.

Огилви прошел в маленький кабинет, отведенный для людей, подобных ему. Кабинет располагался в одном из ремонтных ангаров. В нем не было окон и почти не было мебели, зато находились два телефона, связанные с шифровальной машиной. Ведущий к кабинету коридор охранялся тремя парнями, облаченными в неприметные рабочие комбинезоны, под которыми хранилось оружие. Приблизиться к Огилви кому-нибудь неизвестному или принести с собой фотоаппарат было запрещено. В этом случае оружие было бы пущено в ход без предупреждения. Такие предосторожности явились результатом особых переговоров между представителями правительств, которых волновала деятельность, выходящая за рамки официальных соглашений о сотрудничестве специальных служб обеих стран. Короче говоря, тщательная охрана была просто необходима.