– Вы ранены, леди. Я не могу просить вас…

– Вы и не просите, мсье! – воскликнула Карин. – Это я предлагаю вам. Жена Фредерика де Фриса идет с вами. Вы потеряли брата при ужасных обстоятельствах, Дру, а я – мужа… тоже при ужасных обстоятельствах. Вы не можете оттолкнуть меня.

Дверь хирургического кабинета открылась, и вошел проверенный посольством врач.

– У меня довольно приятные новости для вас, мадам, – по-французски сказал он, смущенно улыбаясь. – Я посмотрел последние операционные снимки: пройдя курс лечения, вы сможете владеть правой рукой по крайней мере процентов на восемьдесят. Однако вы лишитесь кончика среднего пальца. Конечно, можно будет поставить постоянный протез.

– Благодарю вас, доктор, это – небольшая потеря, спасибо вам. Я приду через пять дней, как вы сказали.

– Извините, мсье… ваше имя Лот'aм?

– Почти так.

– Вас просили позвонить, когда вам будет удобно, мсье С. в Вашингтон. Можете воспользоваться этим телефоном – оплата войдет в счет.

– Конечно, но в данный момент мне это не с руки. Если он позвонит еще, пожалуйста, скажите ему, что я уже ушел и вы не смогли передать мне его просьбу.

– Так нужно, мсье?

– Он будет благодарен вам за то, что вы не прибавили ему проблем.

– Понимаю, – улыбнулся доктор.

– А я нет, – сказала Карин, как только они вышли из больничного корпуса и направились по бетонной дорожке к автомобильной стоянке.

– Что «нет»?

– Не понимаю. Почему вы отказались поговорить с Соренсоном? По-моему, вам не помешало бы посоветоваться с ним: вы ведь говорили, что доверяете ему.

– Доверяю. Но дело в том, что он доверяет системе, в которой прослужил десятки лет.

– Ну и что?

– У него возникли бы неприятности из-за моего плана. Он сказал бы, что это в компетенции Управления, и только Управление решает, что делать дальше, а вовсе не я. И конечно, был бы прав.

– Если он прав, почему вы поступаете по-своему?.. Простите, не надо отвечать, это глупый вопрос.

– Спасибо. – Лэтем взглянул на часы. – Почти шесть. Как ваша рука?

– Не слишком хорошо. Анестезия отходит, но, слава богу, через повязку не видно, что с рукой.

– Вы провели в операционной два часа, значит, пришлось много резать. Вы действительно хотите пойти со мной на встречу с Витковски?

– Даже если бы эта проклятая рука отвалилась, вы все равно не остановили бы меня.

– Но чего ради? Вы страшно устали, и вам больно. Я бы ничего не скрыл от вас, пора бы вам это знать.

– Я и знаю. – Они подошли к машине, Дру открыл дверцу; их взгляды встретились. – Я знаю, что вы не будете ничего от меня скрывать, и ценю это. Но вдруг я смогу подсказать что-то еще, когда пойму, что вы задумали. Почему вы не объясните мне?

– Хорошо, попробую. – Лэтем закрыл дверцу и, обойдя «Пежо», сел за руль. Включив мотор и выведя машину на выездную дорожку, он сказал, чувствуя на себе пристальный взгляд Карин: – Кто такой Крёгер и какую власть он имел над Гарри?

– Власть? Какую власть? Он – явно нацистский врач, видимо, знающий, Гарри познакомился с ним в Хаусрюкских Альпах. Возможно, он лечил Гарри от какой-то серьезной травмы. Можно чувствовать признательность даже к врагу, если он врач и помогает тебе.

– К Крёгеру Гарри испытывал не обычную благодарность, – сказал Дру, следя за дорожными знаками, чтобы не пропустить съезда на Монмартр. – Когда я спросил Гарри, кто такой Крёгер, он ответил так, что я никогда этого не забуду: «Тебе может рассказать об этом Лесситер, не думаю, что это следует делать мне». Меня это пугает, леди.

– Вы правы, но это соответствует его поведению. Неожиданный взрыв эмоций, рыдания, крики о помощи. Это был совсем не тот Гарри, которого мы знали, не тот трезвый аналитический ум, не тот бесстрастный человек, о котором мы говорили.

– Не согласен, – тихо сказал Лэтем. – Возьмите эти слова отдельно, повторите их, и вы поймете, что их сказал Гарри, который всегда обдумывал ответ и не принимал решения, тщательно не взвесив его. «Тебе может рассказать об этом Лесситер, не думаю, что это следует делать мне». – Дру вздрогнул и свернул на магистраль, ведущую к центру Парижа. – Герхард Крёгер – больше, чем просто врач из долины Братства. Раньше я называл его сукиным сыном, но, возможно, ошибаюсь. А что, если именно он помог моему брату бежать? Кто бы он ни был, только Крёгep может рассказать нам, что произошло с Гарри в долине и как попал ему в руки этот список.

– Вы предполагаете, что Крёгер – наш союзник, а не неонацист, и Гарри, психически выбитый из колеи, пытался оберегать его?

– Не знаю, но он был явно чем-то большим, чем врач, лечивший Гарри от простуды или от артрита. Герхард Крёгер очень много значил для брата, я убежден в этом. Вот почему Крёгер – ключ ко всему, а значит, я должен его найти.

– Но как?

– Этого я тоже не знаю. У Витковски могут возникнуть какие-то идеи; хорошо бы подключить антинейцев – пусть распространят слух, что Гарри жив. Я просто не знаю. Я иду на ощупь, но если мы объединим усилия, то наши антенны хоть что-нибудь поймают… Простите, мадам Лингвистика, надо было сказать «antennae», но это звучит глупо.