– Идите сюда, – сказала Карин, вставая. – Я сварю вам кофе. Присаживайтесь, – продолжала она, направляясь на кухню. – Возьмите третий стул.

– Уверен, она не предложила бы мне кофе, будь я у нее, – заметил Лэтем, нетвердыми шагами направляясь к столу. – И как же развивались события, Стэнли? – спросил он, садясь.

– Все получилось, как мы хотели, юноша. В пять утра я посадил наших ублюдков на самолет в Вашингтон, и об этом никто не будет знать, кроме Соренсона.

– Что значит «не будет»? Разве ты не звонил Уэсу?

– Я говорил с его женой. Однажды я с ней встречался и ни с чем не спутаю ее полуамериканского, полуанглийского произношения. Я попросил ее передать директору, что на авиабазу Эндрюс в четыре десять утра по их времени прибудет пакет под кодовым названием Питер-Пэн-Два. Она обещала передать это Соренсону, как только он явится.

– Это не слишком надежно, Стэнли. Тебе следовало попросить подтверждение.

Зазвонил телефон. Полковник поднялся и, быстро пройдя через комнату, взял трубку.

– Да? – Через шесть секунд он повесил трубку. – Это Соренсон, – сказал Витковски. – Они расставили взвод морских пехотинцев на поле и на крышах. Есть вопросы, господин Разведчик?

– Да, – сказал Лэтем. – Отменяем магазин, где шьют обувь, и увеселительный парк?

– Я против, – сказала Карин, ставя перед Дру кофе и садясь. – Двое нео мертвы, и двое летят в Америку. Остальные сбежали – по моим подсчетам, их тоже двое.

– Всего было шестеро, – согласился Дру. – Далеко до взвода, – добавил он и посмотрел на Витковски.

– Даже половины не будет. Сколько же их там еще?

– Попытаемся выяснить. Я возьму на себя увеселительный парк…

– Дру! – воскликнула Карин.

– Ничего ты на себя не возьмешь, – заявил полковник. – У тебя короткая память, малыш: они же хотят получить твою голову – вернее, голову Гарри, ты что, забыл?

– А что же мне прикажете делать – открыть люк и спрятаться в канализационной трубе?

– Нет, сидеть здесь. Я пришлю двух морских пехотинцев охранять лестницу, а стекольщик заделает окно.

– Значит, ты не хочешь, чтобы я был как-то полезен?

– Ты и будешь полезен. Здесь разместится наша временная база, и ты будешь нашим контактом.

– С кем?

– Со всеми, кому я велю связаться с тобой. Я буду звонить тебе, по крайней мере, каждый час.

– А я? – заподозрив подвох, спросила Карин. – Я могу принести пользу, находясь в посольстве.

– Думаю, да, особенно если будете сидеть в моем кабинете с охраной у двери. Соренсон знает, кто вы, и, несомненно, Нокс Тэлбот тоже.

– Это новый директор ЦРУ?

– Совершенно верно. Если один из них позвонит мне по надежной линии, вы выслушаете, позвоните сюда Дру, и он мне передаст. Вот только как доставить вас в посольство, если на улице окажутся нежелательные элементы?

– Пожалуй, я знаю. – Карин протянула руку к сумочке, встала и направилась в спальню. – На это уйдет минута-другая, но это требует некоторых усилий.

– Что она собирается делать? – спросил Витковски, когда Карин скрылась за дверью.

– Кажется, я догадываюсь, но пусть это будет для тебя сюрпризом. Может, тогда ты повысишь ее и назначишь своим помощником.

– Лучший выбор трудно сделать. Фредди научил ее многим трюкам.

– Которым ты научил его.

– Только насчет пожарной лестницы, а все остальное придумывал он сам и обычно обскакивал нас… всех, кроме Гарри.

– А как с ней быть, когда она выйдет из посольства, Стэнли?

– Она оттуда не выйдет. У нас там много комнат для обслуживающего персонала. Я кого-нибудь на несколько дней удалю, а Карин там поселится.

– С охраной, конечно.

Полковник посмотрел на Лэтема в упор.

– Ты беспокоишься?

– Конечно, – ответил Дру.

– Обычно я этого не одобряю, но в данном случае не возражаю.

– Я же не говорил о своих намерениях.

– Нет, но если это к чему-то приведет, ты обскачешь меня. Она ведь из одной с нами компании.

– Не понимаю!

– Внуки появляются не потому, что их выдает квартирмейстер. Я был тринадцать лет женат на отличной женщине, прекрасной женщине, но она под конец объявила мне, что не может жить такой жизнью, со всеми этими сложностями. Один раз в жизни мне пришлось умолять, но тщетно: она знала, чего стоят мои мольбы. А я слишком привык к своей работе, каждый день набирался опыта. Она, правда, проявила великодушие: позволила мне сколько угодно видеться с детьми. Но, конечно, я не мог встречаться с ними очень уж часто.