Шрифт:
Что-то в ней немного напоминает мне Адди, и я чуть не бросаюсь обратно к Марку и не разбиваю кулак о его лицо только за то, что он к ней прикоснулся.
– Вставай, – жестко говорю я.
Она неуверенно поднимается на ноги, похожая на детеныша жирафа, который впервые учится ходить.
– Я собираюсь вытащить тебя отсюда, – говорю я.
Ее брови морщатся, и она хмурится.
– Сэр…
– Как тебя зовут, милая?
Она запинается от этого вопроса.
– Черри.
Я качаю головой.
– Это твое настоящее имя или сценический псевдоним?
Она поджимает губы.
– Настоящее.
Ее родители чертовски неоригинальны. С таким же успехом они могли бы завести еще одного ребенка и назвать его Клубничкой или Дыней. [11]
В любом случае неважно.
– Как ты смотришь на то, чтобы начать жизнь с чистого листа, а?
Ее глаза расширяются, и кажется, что перспектива сбежать отсюда застилает ее взгляд так же, как редеет туман от воздействия наркотиков. Она настораживается, а потом смиряется. На ее глазах выступают слезы, и это зрелище будет преследовать меня вечно.
11
В переводе с английского имя девушки означает «вишня».
Она опускает взгляд, кажется, собираясь с мыслями.
– Я знаю, что это значит. Мне… мне правда жаль. Я не ожидала, что так сильно наклонилась к столу.
– Я не собираюсь причинять тебе боль или убивать тебя, Черри, – отрезаю я. – Я собираюсь помочь тебе, но мне нужно, чтобы ты слушала то, что я говорю.
Она переминается на ногах, смотрит на меня сквозь ресницы и судорожно мотает головой. Я вытаскиваю Bluetooth-наушник, который спрятал во внутреннем кармане пиджака. Вся моя верхняя одежда имеет специальную свинцовую подкладку, которая отражает радиацию. Это означает, что я могу пройти через любой сканер без обнаружения устройств.
Вставляю его в ухо, нажимаю на кнопку, которая сразу же вызывает Джея, и жду его ответа.
Когда он отвечает, я объясняю ситуацию. Проходит пятнадцать минут прежде, чем за ней приезжает машина. В это время Черри рассказывает мне о своей семье. О младшей сестре, которая больна раком, и ее бедной матери-одиночке. Она работает здесь, чтобы оплачивать медицинские счета, но признается, что не уверена, стоит ли это того, если ее убьют или исчезнет дополнительный заработок.
Ей больше не нужно будет заботиться о них. Или подвергаться риску оказаться убитой из-за разбитого стакана.
Джей следит за камерами и направляет меня к черному выходу, чтобы нас не обнаружили.
Прежде чем она выходит за дверь, я хватаю ее за запястье. В трех метрах от нас уже ждет неприметный черный седан с открытой дверью.
– Я знаю, – тихо говорит она. – Я не помню, как ты выглядишь, и я никогда не видела тебя раньше, – угадывает она.
Я качаю головой.
– Черри, ты не поедешь туда, где тебя будут расспрашивать о чем-то подобном. О тебе и твоей семье позаботятся, ты будешь в безопасности. Обещаю. Все, о чем я прошу, это чтобы ты сделала что-то значимое в своей жизни. Это все.
Из ее глаза скатывается одна-единственная слезинка. Она поспешно вытирает ее и кивает. Ее прояснившиеся глаза сияют надеждой, и заниматься этим дерьмом, внедряясь к худшим из людей, – стоит того, когда спасенные смотрят на меня так.
Не так, будто я герой, а так, словно они действительно могут представить себе новое будущее.
Она, спотыкаясь, идет к машине, а я возвращаюсь в здание, заботясь о том, чтобы меня никто не заметил.
– Джей, подчисти записи, – говорю я, вытаскивая наушник и засовывая его обратно в потайной карман.
Видео с камер порежут. Если кто-нибудь просмотрит их, то он увидит, как я затаскиваю в комнату поникшую Черри и как мы выходим оттуда по отдельности.
Это одна из специализаций, которой владею я и которой обучил Джея. Резать записи с камер на части и переставлять их так, как нужно тебе, чтобы ни один хакер не смог тебя засечь.
Разминаю шею и готовлюсь к очень долгой ночи, в течение которой я буду заниматься всяким дерьмом и стану лучшим другом гребаного педофила.
4-е июля, 1945
4-е июля всегда было моим любимым праздником. Я готовилась к приему гостей, а Джон жарил барбекю.
А потом мы запускали фейерверки со скалы за домом. Это невероятно красиво – и это моя любимая часть вечера.
Но сейчас я рыдаю в своей комнате.
Джон снова напился. И кричал на нас с Серой весь день. Ему все не нравится. Он даже запустил тарелку в стену.
Слава богу, наши гости еще не успели прийти.
Фрэнк уже едет, и я рада этому. Он немного отдалился после того ужина, когда Джон сорвался.
Думаю, он не хочет быть втянутым в наши семейные ссоры. И все же я рада, что он приедет. Он сможет занять Джона, пока я буду развлекать остальных гостей.
Я лишь молюсь, чтобы Джон не опозорил меня этим вечером. Не думаю, что смогу простить его за это.
Глава 21
Я словно рагу.
Бабушка готовила такое, когда я была маленькой. Оно пахло как пожар на помойке, а на вкус было еще хуже. Мое состояние сейчас примерно такое же поганое, как то рагу.
– Я даже не знаю его имени, – стону я сквозь руки, закрывающие мое лицо. Они приклеились туда с тех пор, как пришла Дайя и я призналась ей, что он снова залез в дом.
Я еще не разобралась в том, что произошло. Во мне нет ни грамма храбрости. Она терпеливо ждет, понимая, что я скрываю что-то еще. Что-то ужасное и постыдное. Что-то, о чем я не могу перестать думать.