Он присмотрелся внимательнее и облегченно вздохнул. Да это же Берни Остерман.

Однако через мгновение его снова охватило беспокойство. Неужели Берни что-то заподозрил?

Таннер бесшумно покинул спальню, спустился вниз и вышел во двор.

– Я ждал, что встречу тебя здесь… – Берни сидел у края бассейна, задумчиво глядя на ровную поверхность воды. – Вечер прошел сегодня ужасно.

– Мне так не показалось.

– Значит, ты просто ослеп и оглох. Это была ненастная ночь в Малибу… Если бы у нас были кинжалы, вода в бассейне давно окрасилась бы кровью.

– Твое воображение явно в плену голливудских штампов. – Таннер уселся рядом с ним и спустил вниз ноги.

– Я писатель. Я наблюдаю и анализирую.

– По-моему, ты не прав, – сказал Таннер. – Просто у Дика неприятности: он сам мне об этом сказал… А Джо напился. Ну и что?

Остерман подался вперед.

– Ты, вероятно, удивишься, почему я вышел из дома и сижу здесь у бассейна. Меня привела сюда какая-то подсознательная мысль, что ты не сможешь сегодня спать, как и я.

– Ты меня заинтриговал.

– Я не шучу. Нам пора поговорить.

– О чем?

Остерман поднялся и закурил. Немного помедлив, он спросил:

– Что ты больше всего хочешь? Что ты хочешь для себя и для своей семьи?

Таннер не поверил своим ушам: Остерман начал разговор самыми банальными, избитыми фразами. Однако Джон ответил так, будто воспринял вопрос всерьез:

– Покоя, наверное… покоя, надежной крыши над головой, обычных человеческих благ… Такой ответ ты ожидал услышать?

– Я не о том. Все это у тебя есть, сейчас по крайней мере.

– Тогда я тебя не понимаю…

– Тебе никогда не приходило в голову, что ты уже давно лишен возможности выбирать? Что ты не живешь, а лишь выполняешь определенные функции?

– По-моему, это естественно. Я с этим не спорю.

– Ты и не сможешь спорить. Система не позволит тебе… Ты умеешь что-то делать, ты этому научился и обречен заниматься этим до конца своих дней. И спорить тут бесполезно.

– Из меня не получился бы физик-ядерщик, а ты не годишься в нейрохирурги, – пожал плечами Таннер.

– Конечно, все относительно. Но то, что я говорю, не просто фантазии. Всеми нами управляют силы, которые мы сами не способны контролировать. Мы достигли того возраста, когда человек становится профессионалом, но в этом есть и дурное предзнаменование. Мы живем и работаем внутри заданного нам круга; нам не дано переступить черту, даже оглянуться… А ты, боюсь, связан еще больше, чем я. У меня, по крайней мере, есть возможность выбрать, на какую тему писать очередную «мыльную оперу», но все-таки всего лишь «мыльную оперу» и ничего больше… Мы задыхаемся.

– Я – нет. Мне не на что пожаловаться. Меня в моем положении все устраивает.

– Но у тебя же нет крепких тылов! У тебя ничего нет! И не пытайся возражать мне. Ты даже еще не расплатился за это… – Остерман сделал выразительный жест рукой, указывая на бассейн, дом и двор Таннера.

– Возможно, если речь идет о деньгах, ты прав. Но, по-моему, все мы в таком положении…

Остерман придвинул к себе стул и опустился на него. Внимательно глядя в глаза Таннеру, он мягко заговорил:

– Выход есть. Я с радостью помогу тебе. – Он помолчал немного, словно подыскивая нужные слова, затем снова заговорил: – Джонни… – Остерман отшвырнул сигарету и опять надолго замолчал. Таннер испугался, что Берни так и не решится начать.

– Я слушаю. Продолжай.

– Прежде мне нужны определенные… гарантии. Это очень важно. – Остерман теперь говорил торопливо, словно боялся не успеть.

И вдруг в одном из окон вспыхнул свет. Они оба резко повернули головы. Это была спальня маленькой Дженет.

– Что это? – с тревогой спросил Берни.

– Дженет. Это ее комната. Нам наконец удалось добиться, чтобы она включала свет, когда идет в ванную. Иначе она сбивает все стоящие на пути предметы, а мы все еще полчаса не можем за… – Он не договорил. Воздух прорезал леденящий душу крик. Кричал ребенок.

Таннер вскочил на ноги и рванулся к дому. Крик не стихал. В трех других окнах тоже вспыхнул свет. Берни Остерман почти догнал Таннера у спальни девочки. Они появились здесь первыми. Элис и Лейла еще только выходили из своих комнат.

Джон изо всех сил ударил в дверь плечом, забыв о дверной ручке. Дверь распахнулась, и четверо взрослых вбежали в комнату.

Девочка стояла босиком в центре комнаты и истошно кричала.

Ее любимый щенок лежал в большой луже крови. Голова была отделена от туловища.