Мать горестно покачала головой, – Так навсегда и остался в моей памяти, грустный, улыбающийся. Я даже вслед ему не посмотрела. – Она всё же не удержалась и тихо заплакала.

Фёдор выждал пока мать успокоится, – Карен он тебе тогда кто? Не муж? А кто?

– Да я и сама не знаю кто. Друг, наверное. Мы же все детдомовские. После войны таких было пруд пруди. Хотя нам, подкидышам пришлось тяжелее. Те, кто повзрослее, как папка твой, многие своих родителей знали, видели, причины их детдомовщины были очевидны и понятны. Родители погибли. Куда их – в детдом. А мы, нас ведь уже после войны рожали мамки непутевые. Рожали и подкидывали, где ни попади, избавлялись значит. Ладно хоть не убивали, хотя и такое было, помню. В детдоме мы с Сашечкой и познакомились. Он старше был на шесть лет, и как-то сразу взял меня под защиту. Странно это было, ведь по детдомовским меркам между нами небо и земля. Ему двенадцать, мне шести даже не исполнилось. Как так вышло? У меня и воспоминания первые с ним связаны. Помню, сидим под сливой, и он мне алычу спелую, желтую до прозрачности, срывает с веток и с крыши корпуса бросает потихоньку в траву на землю, чтобы плоды не полопались от удара. Вкусная слива была, спелая, сладкая…

Мать сбилась, и вдруг неожиданно совсем про другое: – Ванечка, братишка твой, на меня похож, а ты в отца. Так похож, вылитый папка в двенадцать лет. У меня аж под сердцем шевелится как на тебя смотрю. Папин сын…

Потом прервалась в воспоминаниях, задумалась. И совсем тихо, уже окончательно успокоившись, продолжила.

– А Карен, он при папе твоем, вроде друг, вроде адъютант. Так они всегда вдвоём и ходили. Сашка, высокий, плечистый, светловолосый, не очень он разговорчив был, больше молчалив. А рядом Карен, маленький, юркий, чернявый, болтливый. И всегда неестественно весёлый, до неприличия. После седьмого класса, в пятьдесят четвёртом папа в ФабЗУ уехал в Севастополь, на тринадцатый завод. А мне шесть лет доучиваться оставалось, потом в шестидесятом в Ростов, в библиотечный техникум поступила, училище уже тогда. Но симпатии и чувства у нас раньше стали проявляться, я еще девчонкой совсем была, в пятом классе училась. Сашка ко мне стал ездить, как выходные большие, или праздники, он ко мне сразу. Начинал то он учеником, потом ФабЗУ закончил, на сварщика выучился. Варил очень хорошо, и получал хорошо. Привозил разное вкусненькое, девчонки от него без ума были. А я, в свои четырнадцать, как гадкий утенок, кожа да кости, что во мне нашел. Карен с ним, как обычно, поначалу тоже за мной пытался ухаживать, но не нравился он мне совсем....

– А погиб он как, ты знаешь? – не удержался Фёдор, поторопив мать. Ему тут же стало неловко от своей неуместной поспешности. Мать ему душу раскрывает, а он, торопышка.

– Мам, прости.

– Ничего сынок, не расстраивайся, я понимаю. – Мама совсем не обиделась, и собравшись с мыслями, продолжила.

– С армией ему повезло, остался в Севастополе, помогли, наверное, но вот кто – это нам неведомо. Говорила, он сварщиком был очень хорошим, а тут в Карантинной, в водолазной школе начали набирать ребят на сварщиков подводников. А он прямо рвался под воду, особенно его большие глубины манили. Сварку на глубоководных работах мечтал проводить. Саша пошёл в военкомат и подал документы. Симпатию он внушал, батька твой, вот и сейчас, понравился военкому, тот сразу выдал направление. Комиссию прошёл, но брать его поначалу не хотели, он метр восемьдесят шесть был, на сантиметры лишние вырос, – мать усмехнулась.

– Но видать действительно кто-то за него заступился, взяли. А через пять месяцев, как закончил, его в Балаклаву перевели, с моря почитай всю службу не вылазил. Безпокоилась за него, плакала, молилась, а он ко мне несколько раз приезжал. Отслужил без проблем, после армии остался на сверхсрочную. В военное училище уже поступать было поздно, а армия ему нравилась. Ну и заработок неплохой. А Карена в армию так и не взяли. По здоровью. Карен конечно сильно переживал, но сумел как-то пристроиться в Балаклаве водителем.

Она перевела дыхание и прислушалась, где-то с какого-то перепуга закукарекал петух, порывами опять налетел ветер, спустя пару секунд все затихло…

– Поженились мы в шестьдесят третьем, мне семнадцать было, ему двадцать три. К тому времени я хорошенькой стала, симпатичной девчонкой, а папка твой вообще богатырём. Тайком, в подвале Дворца пионеров, нас отец Георгий и обвенчал, там раньше церковь была Николаевская. Тогда ведь, как и сейчас, это не приветствовалось, а я твоему бате сразу сказала, что за нехристя, и без венчания замуж не пойду. А он, как будто и ждал этого, крестился с великой радостью. Счастливым ходил, а через неделю и обвенчались. Так что венчанные вы у нас с Ванечкой детки, венчанные…

Через год с небольшим ты родился. Жили не богато, но всего хватало. Комнату снимали, потом домик двухкомнатный. Потом денег стало больше, отец повышение получил. Я стала шить, по мелочам сначала, потом клиенты постоянные появились – понравились мои творения. Заработок дополнительный пошел, денежку стали откладывать на свой дом. В семьдесят первом нашли домик неплохой, тоже двухкомнатный, с верандой, а самое главное очень удобно был расположен, недалеко от Севастополя совсем и с работой рядом, и море недалеко, и земли сорок соток. Не домик – сказка. Дороговато правда просили, двенадцать с половиной. Грек один уезжал на жительство куда-то под Сочи, в Лоо что ли, вот и продавал. Как увидел нас: отец в погонах мичмана, меня – беременную, уже с животиком семимесячным, рядом ты с важным видом. Сразу до одиннадцати скинул, даже не торговался. Но дальше никак. Думаю, ему именно такая сумма была крайне нужна…

Мама замолчала, воспоминания нахлынули в эту изболевшуюся душу. Рассказывая она вновь и вновь погружалась в атмосферу того потерянного земного счастья, когда был муж, детки, ещё чуть-чуть и будет своя крыша над головой. Много ли надо женщине. И вот всё рухнуло, и она, измучившись за долгие, длинные месяцы одиночества, изливает душу своему старшему мальчику. Горько, больно. Но Фёдор понимал, нужно выговориться. И уже не перебивал, не спешил, терпеливо ждал, внимательно выслушивая мать.

И мать, передохнув продолжила, – У нас таких денег отродясь не было, пять с половиной мы накопили, и это по тем временам деньги огромные, машину можно купить, а тут ещё столько же надо. И здесь Карен помог, он вечно с какими-то личностями непонятными крутился, с ними батьку твоего и свёл. Те дали пять тысяч под небольшие проценты в долг на год, за год должны были отдать. Тяжело бы конечно было, но отец уже думал на дополнительную работу идти, грузчиком подрабатывать. Да и я, помнишь, уже шить научилась, неплохо получалось, постоянные клиенты появились. Выкрутились бы. И тут вот такое…