– Умывальня здесь же, – Ирэна указала на дверь, спрятанную за другой бордовой занавеской. Я кивнула. Но, хотя усталость и тревоги валили меня с ног, все же поинтересовалась:

– Тишу устроили хорошо? Я имею в виду розового вершика, она прибыла со мной.

– Не беспокойтесь, – у Ирэны презрительно приподнялись уголки тонких губ. – Здесь принято достойно отвечать за чужое имущество. Так что ваш вершик в порядке.

– Она вовсе не имущество, – хмуро проговорила я. – Она разумное живое существо!

Ирэна хмыкнула:

– Кем бы она ни была, но раз уж вы приехали с ней во дворец, она считается вашей собственностью. Как и это, – Ирэна указала на мой коричневый саквояж, поставленный позади кресла.

Не было настроения спорить. Я чувствовала, что Тиша в порядке, – раз этот живой розовый клубок ухитрился найти общий язык даже с немым дворецким, а потом отыскать меня в зарослях парка, она нигде не пропадет.

– Отдыхайте, госпожа Злата, – сказала Ирэна. – Господин Марген велел вас не будить завтрашним утром – в первый день он позволяет вам набраться сил. Но он же просил напомнить, что в другие дни рабочая пора начинается ровно в восемь утра. И ни минутой позже! – строго завершила она. Тонким пальцем, похожим на белую макаронину, Ирэна указала на круглые деревянные часы с бронзовым маятником, мерно тикавшие над креслом.

Вот и еще прекрасные новости! В договоре не было таких условий.

– Подождите, – через силу проговорила я. – В документах это не отмечено. Я полагаю, что главное – выполнить задачу в установленный срок. Уверена, что я сама имею право составлять ежедневное расписание.

– Разумеется, нет, – пожала плечами Ирэна. – Работа есть работа. Начинается в восемь, заканчивается – когда выполнен дневной план, согласованный с господином Маргеном.

– И что, он будет лично за этим следить? – вздрогнула я, представив, что мне придется каждый день встречаться с эти мерзким человеком.

– Господин Марген занят государственными вопросами, – ответила Ирэна. – У него много хлопот, и он вряд ли будет приезжать сюда ежедневно. Но у господина Маргена имеется надежный человек, который готов старательно наблюдать за делами. И этот человек будет докладывать ему по особой связи обо всем, что происходит в Хрустальном дворце. Это не секрет. Вы должны знать об этом.

– И кто же этот человек?

– Это я, – холодно ответила Ирэна. – Доброй ночи.

Ирэна закрыла дверь, а я задвинула тяжелую щеколду и разрыдалась так, как не плакала, пожалуй, с того вечера, как Марис поцарапал меня мастихином. Или с того дня, как увидела его в объятьях юной брюнетки. Или… Ох, снова Марис! Опять он!

Я рыдала, когда снимала порванное бежевое платье, которое еще днем украшали деревянные пуговицы. Умывалась над глубокой медной посудиной, поливая на руки воду из тяжелого кувшина с узким горлышком, – и снова задыхалась от слез. Переодевалась в длинную, розовую, с кружевами, ночную рубашку – когда-то я ложилась в ней в супружескую постель – и опять прижимала к лицу ладони.

Глупая кукла! Наивная девчонка! С чего ты решила, что здесь, на чужой земле, тебе будет лучше, чем в родном городе? Но что мне оставалось делать? Ведь и с мужем жить было уже невозможно!

Марген не успел завершить черное дело, но я все равно чувствовала себя такой противной и грязной, будто его липкие ладони оставили на моей груди несмываемый след. И как с ним обсуждать рабочие дела? И зачем он поставил надо мной эту надсмотрщицу – Ирэну?

Я так горько плакала, что едва не забыла погасить свечи на столе. Вспомнила в последний момент – еще не хватало устроить во дворце пожар. Забравшись под тяжелое, слегка пахнувшее пылью одеяло, я перебирала события сегодняшнего дня, точно карты, хотя желала бы вовсе выкинуть их из головы. Стоило мне закрыть глаза, как передо мной стройными рядами начинали вышагивать люди, нелюди, вершики, тролли и даже драконы.

Только когда я вспомнила теплую улыбку господина Эдвина, сама не поняла, как уснула.

А во сне я увидела, как по зеленой, с одуванчиками, поляне навстречу мне идет невысокий седой мужчина в очках с толстыми стеклами. Я вскрикнула: «Папа!», крепко обняла его, ощутив терпкий запах знакомого одеколона, и снова полились потоки слез. Осознавая, что это лишь сон, я бесконечно радовалась встрече с родным человеком. А папа ласково гладил мои светлые волосы и тихо говорил: «Всё наладится, мой любимый подснежник!»

Во сне мы опустились на скамейку с выгнутыми ножками, и отец негромко произнес:

– Тебе сейчас очень плохо, моя девочка. Но жизнь не стоит на месте. Твоя боль пройдет.

– Папа, я впуталась в ужасную историю! Человек, с которым я так долго вела деловую переписку, оказался подлецом и преступником! Но и от мужа я ушла не из-за пустого каприза… Я не могу ни вернуться на Побережье, ни остаться здесь. Что мне делать? Неужели все-таки возвратиться к Марису?

– Выбор только за тобой. Но я полагаю, что не стоит возвращаться к человеку, который много лет тебя оскорблял. И разве ты его еще любишь?