Я хотела забыть своего душегуба, но мне было чертовски тяжело это сделать. Каждое утро я выходила на Набережную на пробежку вдоль и понимала, что нужно менять жизнь. Я подходила к речке, всматривалась в туманный горизонт и думала о том, что было бы неплохо оставить ему послание, написать о своих чувствах. Я хотела пустить по реке письмо в бутылке, отпустить ночью в небо воздушный шарик с запиской внутри, в конце концов оставить на скамейке дневник с записями о своих переживаниях. Может быть, он будет найден человеком, который мне не поможет, но который почувствует мою боль, мои переживания, почувствует, что он не один такой. Я не сделала ни одного из перечисленных действий. Я не смогла. Я не хотела прощаться с ним, поэтому новый этап в моей жизни, который начался так, казалось бы, удачно, так же удачно был завершен, когда после долгого перерыва в общении мне написал ответчик.

Я проработала в столичной фирме три месяца. Мне нравился директор, его прекрасные голубые глаза. Но он был женат, его жена — красивая блондинка — родила ему ребеночка. Когда он держал его на руках, это было очень мило. Его жену также звали Мартой. Я завидовала ей, ему, им.

А по вечерам я все же листала соцсети ответчика и плакала оттого, что мы не можем быть вместе. Я молилась о том, чтобы у нас с ним были общие дети, каждый божий вечер я проделывала один и тот же ритуал. Мне не интересен был никто. Меня поочередно приглашали мальчики в столовую. С тремя мальчиками я точно обедала. Но ни один из них мне не нравился так, как нравился ответчик. Справедливо будет признаться в том, что в одном из молоденьких коллег я все же нашла черты ответчика. Он говорил таким же голосом, и это было адское мучение...

Думал ли ответчик в это время обо мне? Едва ли. Но каждый день я просматривала его страницу в социальной сети, список его друзей, особенно тех, кто находился на верхних позициях, тех, кто недавно добавился. Когда там ничего не менялось, и новых друзей-девушек не появлялось, я была счастлива. И тем не менее, радоваться было нечему: мы все еще не вместе.

Поэтому мне пришлось покинуть симпатягу-директора и его элитную команду менеджеров. Это случилось после 23 февраля. Именно в этот день мне написал ответчик. Он отправил мне видеозапись своей читки рэпа, написал о том, что готов возобновить совместные пробежки. А я сообщила ему о том, что живу и работаю в столице, но «конечно же, могу в любое время сорваться и побегать с ним (читать — за ним)». "Не стоит специально ехать в город М., чтобы пробежаться", — написал он мне, даже не подозревая, насколько глубоко он ранит мои чувства (в который раз).

" Мне не нравится моя работа, мне кажется, что я не должна быть юристом. А как ты считаешь, какая профессия мне подошла бы?" — писала я, не давая заглушить диалог.

" Я не знаю", — ответил он.

" Ну хотя бы визуально? На представителя какой профессии я похожа?" — продолжала я.

" Официантка", — написал он.

"Официантка?" — подумала я и обиделась, — " Значит, ты видишь во мне всего лишь официантку..."

Я немного расстроилась, когда прочла это сообщение. Я же всю свою жизнь пыталась выбиться в люди. Хорошо училась, получила высшее образование без чьей-либо помощи, штурмовала олимпиады, привозила дипломы. И он видит во мне всего лишь официантку, которой по факту может быть любая девочка...

Нет, я решительно не понимала почему официантка и спросила:

— Почему ты видишь во мне официантку?

Возможно, он понял свою ошибку, возможно, действительно так считая, ответил:

— Ты милая и приятная.

Это сообщение немножко загасило мое негодование после получения предыдущего сообщения и я успокоилась.

" Значит, он считает меня милой" — подумала я.

Эта переписка с ответчиком и стала спусковым крючком к моему увольнению.

Я хотела жить в городе М., особенно, летом, я хотела, чтобы и он, мужчина моей мечты, видел меня в лучшие молодые годы моей жизни, я хотела быть красивой для него и меня мучало то, что мы на расстоянии.

Тогда после двух слитых судебных дел я заявила директору о том, что не хочу быть юристом. В ответ на это он сказал: «А хирургом Вы не хотите быть? Идите работать и подумайте хорошенько». Я была уверена в своем решении уволиться и настояла на нем. Директор отреагировал на это спокойно и начал подбирать новую девушку на мое место. Перед первым собеседованием новой кандидатки он спросил меня: «Март, а Вы точно не хотите остаться? Если останетесь, я могу отменить собеседование». Мне было безумно приятно, но я ответила: «Точно».

Чуть позже я узнала о том, что на работу вместо меня он взял девушку, которую также звали Марта, день рождения у нее был 7 апреля (у меня 8) и — выстрел в темечко: она жила там же, где и я, только в другом подъезде.

А я вернулась в свой почти родной город В. и некоторое время жила с мамой. Опять двадцать пять.

Первый месяц я наслаждалась свободой, весной, возможностью загорать в 12 часов дня, читала книги в парке, гадала на Библии «любит или не любит» и параллельно искала работу в городе М. Я желала всем сердцем вернуть все, что было: наш общий забег с ответчиком, наше «дружеское общение», да я просто бредила им.

Доходило даже до того, что ночью я просыпалась и плакала. И оттого, что не могу найти работу в городе М., и оттого, что не смогу быть рядом с ним.

Три месяца подряд я была фрилансером (читать — безработно-безбожной тунеядкой). Я начинала сходить с ума, как вдруг появилась вакансия в одной фирме, которая находилась недалеко от крепости в городе М. Меня пригласили на собеседование. Я поехала.

Шла пешком, ноги как всегда отекали после трехчасовой езды в поезде. Погода не была солнечной, я надела майку с открытой спиной, серую юбку с вырезом и серые кожаные босоножки на каблуках, накрасилась. Я быстро отыскала нужное здание. Поднимаясь на четвертый этаж, я увидела, что здание старенького образца и находилось на стадии ремонта. Мне нравилась такая атмосфера. Я ведь и сама душевно более расположена к простоте, нежели к пафосу. В простоте можно быть собой. А вот в роскоши нужно притворяться, что ты из династии Романовых, соответственно, отрицать свою сущность. А выросшей в деревне девочке это дается тяжело.