– Пресвятой ванкомицин, - вырвалось у меня от увиденного. После моей крошечной студии, после скромной спальни Элизы, после скрипучего домика Ментоса императорская спальня выглядит неприлично роскошно. Здесь даже неловко жить и спать. Кажется, будто мы попали в музей, в котором каждая деталь интерьера – безумно ценный экспонат.

– Располагайся, - Ментос уверенной походкой вошел внутрь и распахнул шторы.

Высоченные потолки, отделанные позолоченной лепниной, заставили меня чувствовать себя крошечной букашкой. Как же здесь красиво, боже!

– Элиза, входи! – со снисходительной улыбкой попросил даргхан. Только тогда я осознала, что все еще стою у порога и никак не могу решиться его переступить. Пришлось заставить себя поднять ноги и войти в царскую опочивальню.

Меня обескуражили собственные эмоции. Я и представить себе не могла, что окажусь в столь богатой обстановке, в таком величественном, по-настоящему императорском интерьере. У меня буквально вышибло воздух из легких, земля ушла из-под ног от увиденной красоты. Ладно, быть может, все случившееся за последние два дня стоило того, чтобы оказаться здесь и испытать столь глубокие эмоции.

– Есть хочешь? – поинтересовался Ментос, когда за мной с глухим звуком закрылись тяжелые двери, отсекая от всего мира.

Я боюсь представить, какую пищу подадут в такие покои. Черную икру? Фаршированного верблюда? Или дядюшку Рота на блюде с яблоком в зубах?

– Хочу, - шепнула я. Культурный шок – это, конечно, очень важно, но ужин по расписанию. У меня с утра маковой росинки во рту не было, а адреналина в кровь выделилось столько, что его уже можно было бы жертвовать на донорство тем, кому жизнь медом кажется. А ведь адреналин сжигает сахар в крови лучше, чем любой спорт, поэтому я готова съесть слона. Ну, или какого-нибудь даргхана, если представится возможность.

– Потерпи минут двадцать, сейчас подадут, - с сочувствием произнес Ментос. Я очень удивилась неподдельной заботе в его голосе. Что это с ним такое?

– А не вышвырнут ли нас отсюда через те самые двадцать минут? – осторожно поинтересовалась я. С трудом верится, что такую шикарную императорскую собственность можно захватить вот так просто.

– Не посмеют, - заявил Ментос уверенно и удивительно спокойно. Он будто не короне оскорбление нанес, а прохожему на ногу наступил по неосторожности. Впрочем, для этого даргхана бодаться с императором настолько же привычное дело, насколько для меня – вносить очередной платеж по ипотеке. – А здесь почти ничего и не изменилось, - усмехнулся Ментос, осматриваясь по сторонам.

– Хочешь сказать, что уже бывал здесь? – я обвела взглядом большой каменный стол с изящным рисунком, мягкие краснодеревные стулья, кресла из шелковой перетяжки, светильники, сделанные не то из хрусталя, не то из бриллиантов. Так сверкают, что не разберешь.

– Конечно, - фыркнул Ментос, будто это нечто само собой разумеющееся – бывать в спальне императорской резиденции. Мамочки, в каких же разных мирах мы с ним живем, причем во всех смыслах. Я даже в кабинете главврача никогда не бывала, не говоря уже о ком-то более серьезном. Куда уж мне, простой медсестре. – В юности, до ссылки отца, мы, согласно протоколу, переселялись из одной резиденции в другую каждые четыре года. Здесь я провел свое отрочество до двенадцати лет. Затем мы отбыли в столицу, - голос даргхана надломился, так, что стало понятно: в столице произошло нечто страшное. Лицо Ментоса исказилось, на нем проступила гримаса боли.

Минуточку. Он сказал «ссылка отца»? То есть, не только моего жениха сослали на утес, но и его отца репрессировали? Да тут семья потомственных рецидивистов! Один наследника трона убил, а второй чем провинился? Даже неловко спрашивать Ментоса о таком. Здесь наверняка все в курсе о проделках этой семейки уголовников. Хм… Теперь понятно, почему у дворецкого было такое лицо. Потомственный враг короны пожаловал! Это как если бы к нам в реанимацию привезли бандита на «подлечиться».

– А здесь ничего и не поменялось, - продолжил ностальгировать даргхан, осматриваясь. – Все тоже самое, даже цветы не поменялись, - он усмехнулся, глядя на вазон с пышными розовыми розами.

Наверное, у этих буржуев каждую неделю новая мебель завозится. Впрочем, сам Ментос жил в таких скромных условиях, что его претензии к императорской опочивальне даже смешны.

– А что в спальне? – вдруг задался вопросом он и направился к двери, которую я поначалу и не заметила. Ментос распахнул ее, и моим глазам предстала роскошная спальня. Куда там моему матрасу на голом полу! Здесь кровать имеет такие размеры, что на нее и два моих комплекта постельного белья не налезут! С отвисшей челюсть я, как завороженная, на негнущихся ногах прошла в спальню.

Мать моя женщина! Отец мой мужчина… Мне придется спать на полу, потому что ложиться в это произведение искусства – богохульство.

– Желаешь прилечь, пока мы ждем ужин? – неожиданно предложил Ментос. Я вздрогнула от такого вопроса.

– Я…? Ку-куда? – растерялась я. Неужели на этом царском ложе можно просто взять и «полежать»? Мне кажется, сюда может возлечь только внесенный слугами император, обдуваемый огромным опахалом, в окружении наложниц.